Так они и жили - тихо, мирно, спокойно. Виделись редко, по вечерам на кухне, чаще в выходные, разговаривали мало-так с годами у них сложилось.
Но у обоих была тайна. У каждого своя. В городе об этом никто из граждан не знал и даже не догадывался. Они её хранили, как зеницу ока, и всегда соблюдали строжайшую конспирацию.
Однажды воскресным летним утром, Вахруша, куда-то молча собирался. Проснувшись в своей комнатке, сразу записав в блокнотик свой сон, он пошлепал в ванну. Умылся, хорошенько выбрился, одел новую, чистую рубашку, красивый цветной галстук, новый пиджак, новые черные брюки, почистил кожаные сандалии, не забыл про свою любимую шляпу с полями и собирался выйти из квартиры.
С собой он зачем-то прихватил старую, деревянную трость и небольшую обувную коробку с чем-то. Открыв её и убедившись, что все в порядке с её содержимым, он улыбнулся и вышел.
Она, услышав хлопок входной двери быстро засеменила к телефону.
Набрав номер на дисковом аппарате, и услышав «алло», Голуба сладко и тихо заговорила:
-Мур, мур, это я. Сегодня мне нужен сантехник. Вахруша уже спускается вниз. Мы можем на конец то побыть вместе. Но нам дорога каждая минута, мур, мур.
-Да, моя кошечка, я понял, сантехник скоро будет, - тихо ответил бархатный мужской голос на другом конце.
Она положила трубку, поправила свой короткий халатик и выглянула на балкон. Увидев сверху спину мужа, стала провожать его, махая ладошкой, на всякий случай.
Варфоломей никогда не оглядывался, он всегда чувствовал внимание и присутствие Голубы даже на расстоянии. Он прошел квартал, свернул за угол, отсчитал ещё сто шагов и остановился перед трамвайной остановкой.
Так он стоял и ждал, уставившись на киноафишу с изображением двух загорелых, целующихся молодых людей, периодически поглядывая на часы.
Незаметно прошло минут семь. Изредка мимо проходили одинокие прохожие с собачками, некоторые здоровались с ним, он, не отрываясь от своих мыслей улыбался и в ответ снимал шляпу.
Бережно сжимая на груди свою коробочку, он с волнением ждал трамвайчик.
В этой коробочке было то, что он терпеливо и скрупулёзно собирал целую неделю. Выбирал он это с усердием и щепетильностью, педантично рассматривая каждый кусочек, каждый сантиметр. Выбирал только самое лучшее и самое красивое.
Дождавшись трамвайчика, он впрыгнул в него и довольный присел на одиночное сидение у окна. В вагоне никого. Поехали.
Вахруша знал этот простой маршрут, каждый дом, каждую вывеску и все два поворота.
Он также знал, что его там ждут. Варфоломей всем своим телом чувствовал трепет – они, эти создания его ждут. Они его хотят. Он им нужен там. Они знают, что он придет.
Прошлый раз он даже пытался говорить с ними - это было интересно, но очень коротко. В тот раз они еще были слишком мало знакомы. Но они все равно дружелюбно отвечали ему взглядами и движениями. Потом, по дороге домой у него даже появилось желание улететь вместе с ними. Улететь подальше от этого мрачного города, туда, где его просто бы любили.
Скоро новая встреча. Этот трамвайчик был так нужен Варфоломею, как и это небольшое расстояние до этого секретного места - было время поразмыслить.
Он ехал и думал всю дорогу о них. Он ехал и мечтал о них, и предвкушал свое счастье. За окном медленно проплывали столбы, пустыри, серые однотипные дома, окна первых этажей с решетками, вывески, большие витрины и заборы.
Но сегодня он этого всего не видел. Перед его глазами стояли только они - эти необычные, небесные создания.
Всего пять остановок по три минуты каждая, потом последняя, шестая: «Пешеходный мост» и все - приехали.
Вахруша недвижимо сидел и смотрел в окно. В его светлую голову приходили мысли о разном: о смысле жизни, о том сколько ему еще терпеть такую житейскую несправедливость, о том, что пора положить этому конец, раз и на всегда.
Свою ценную коробочку он прижимал к груди все сильнее, словно мать родное дитя. Он смотрел в небо и мысленно представлял, что он тоже может летать и видеть сверху: и старый дом куда приходил после работы, и кучу щебенки, и яму возле садика, и страшную трубу, и заросший дворик, и маленьких людей, и Голубу, щеголяющую в красном платье возле кондитерской, неприлично размахивая блестящей сумочкой.
-Эх, улететь бы. Да хоть на Ямайку, да хоть куда-нибудь.
Трамвайчик остановился в нужном месте, как всегда. Недалеко, виднелся и бревенчатый мостик. До него метров сто пятьдесят.