-- Ну, он ее не бросит. В этом я уверен.
Ласснир нахмурился. Мысль о том, что девочке сейчас грустно, привела к тому, что дракон недовольно скрипнул зубами.
-- Плохо.
Эрдо удивленно приподнял бровь.
-- Ей будет одиноко, - объяснил дракон.
-- Ну, ты даешь, - хрюкнул гвирт, - нашел, о чем переживать.
-- Она моя хозяйка, Эрдо.
-- Ненадолго. Скоро ты будешь свободен, а она останется не удел. Хм... мне даже жаль ее.... Немного.
Дракон удручено качнул головой. Как не старался он объяснить свое отношение к Ни'ийне, Эрдо так и не понял. А может и не хотел понимать.
-- Ты слишком печешься о ней, Лассаиндиар, - недовольно сдвинул брови Эрдо.
-- Это так заметно?
-- Не то слово.
Ласснир на секунду прикрыл глаза, позволяя себе вспомнить, как обнимал во дворе дома Эрдо, свою маленькую испуганную хозяйку. Такую хрупкую и такую упрямую. Свою Ни'ийну.
-- Что ж, так оно и есть.
Согласился он, мысленно ругая себя за странные чувства, которые вызывает у него маленькая хозяйка. Чем чаще Ласснир об этом думал, тем страшнее ему становилось. Неужели он и впрямь очеловечился?! Нет, нет и нет. Это все одиночество. Нужно срочно возвращать свой облик. Он взмоет в небо, и все встанет на свои места. А, Ни'ийна, она все еще ребенок. Добрая, милая, непосредственная, импульсивная, совсем как... Наиса. Естественно ему хочется ее защитить.
-- Чем же она это заслужила? - озадаченно всплеснул руками Эрдо.
-- Тебе не понять.
-- Так объясни мне!
-- Объяснить? - Ласснир покосился на шагающего с ним в ногу гвирта, - Я тебе уже тысячу раз объяснял.
-- Объяснял он, - фыркнул Эрдо, и посмотрел на товарища с нажимом, - Лассаиндиар, говорю тебе, как друг: копи силы, снимай ошейник подчинения, возвращай свое доброе имя.... И избавься от этой человечки.
-- Старина, я никак не пойму, чем она тебе так не нравится?
-- Всем.... Но главное, она возомнила, что может тобой управлять. Она приказала тебе!
Дракон небрежно выудил из своей растрепанной шевелюры листок и покрутил его в руке.
-- Ну, приказала, - пожал плечами Ласснир, - дальше что?
-- Ну, приказала?!! - взвился Эрдо, - Лассаиндиар, что с тобой случилось? Я не узнаю тебя!
-- Эрдо, успокойся.
-- Как я могу успокоиться?! Когда ты говоришь такое!! Да чтоб ее тролль замуж взял....
На краю сознания мелькнула беспокойная тень. Словно крыльями бабочки чужая пронизывающая, выворачивающая наизнанку боль коснулась его сердца и исчезла. Что это? Дракон поднял руку, прерывая поток брани гвирта. Браслеты резко сдавили запястья и тут же обвисли.
-- Милостивая Хранительница Небес, только не это, - сердце дракона сжалось в недобром предчувствии, - Ни'ийна.
***
Огромная идеально круглая пещера с гладкими, словно отполированными стенами, свисающими с потолка гроздями сосулек, каждая из которых, упав, могла бы убить стадо слонов, не меньше. Освещенная, мерцающим блеском лазурного озера в центре, холодная и непреступная, так как единственный вход, и по совместительству выход, находился высоко под потолком, где-то между резкими выступами горной породы. И тишина. Изредка, скопившись на кончиках смертоносных конусов, влага в виде искрящихся капель падала в озеро, издавая изумительный звук, ассоциирующийся с перезвоном хрустальных колокольчиков.
-- Деточки, мои деточки, - грустный голос, прекрасный и чарующий, - Он убил вас. Всех вас.... Мои деточки.... Мои бедные деточки.
Голос незнакомки манил, и мое сознание, до этого блуждающее во тьме, вернулось к жестокой реальности. Опять болит голова. Да, сколько ж можно! Даже глаза открывать не хочется. Ох, моя головушка. Ласковое поглаживание по волосам и боль, словно заворожённая флейтой змея, утихомирилась.
-- Спасибо, - поблагодарила я.
-- Бедная девочка, - продолжая неспешно гладить по голове, заговорила неизвестная, - Бедная маленькая девочка. Тебе больно?
-- Голова болит, - призналась я и приоткрыла один глаз.
Моя многострадальная черепушка покоилась на коленях самой красивой женщины, которую я когда-либо видела. Ее благородный облик не портили даже слезы, которые катились у нее по щекам, оставляя влажные следы на белоснежной коже. Распущенные волосы, цвета расплавленного серебра, падали мне на плечи, и на ощупь были как шелк. Красивое лицо с правильными чертами, прямым носом, алыми, резко очерченными пухлыми губами, и глазами серыми, как небо в грозу, склонилось надо мной и сверкающая, точно бриллиант, слеза с ее длинных изогнутых ресниц упала мне на лицо.
-- Почему ты плачешь? - смотреть на ее горе было не просто больно, мне выворачивало душу.
-- Он убил их. Всех моих деточек.
-- Кто он?
-- Он. И его сородичи.
Весьма невразумительный ответ, но выспрашивать, как-то не очень хочется. Она прижала мою голову к своей пышной груди и мысли испарились. Было так хорошо и уютно, словно не незнакомка обнимает меня, а мама.
-- Ничего моя девочка, - перебирая мои короткостриженые волосы, шептала незнакомка, - Моя хорошая девочка.... Я с тобой.
-- Расскажи, - попросила я.
-- Мои деточки, - ее тихий, полный боли и тоски, вздох заставил обнять ее и прижаться теснее, - Неразумные дети мои. Мне больно вспоминать.... Время.... Как давно это было.... Небо принимало их в свои объятья, ветер поддерживал, даря крыльям легкость, солнце грело переливающиеся серебром шкуры, земля открывала для них свои недра, чтобы ни в чем они не нуждались. У них была Сила. Сила способная разрушать и создать. Гордые создания - мои дети. Сильные и прекрасные.... Но такие глупые.
Женщина замолчала, а я слушала, как бешено, бьется ее сердце.
-- Они возгордились, - едва слышно продолжила она, - Пожелали быть как боги.... Творить... Их убили... Он убил их всех. Заманил в ловушку и убил. Всех, даже неуклюжих и беззащитных подростков.
-- Зачем? - всхлипнула я, с недоумением, замечая, что ощущаю ее боль, как свою, - Неужели нельзя было по-другому?
-- Так пожелали боги, - сереброволосая прижалась губами к моей макушке и боль, затаившаяся глубоко внутри, пропала, - Я знаю. Боги не терпят тех, кто идет против них. И они приказали ему.... Я умоляла их не идти, умоляла на коленях. Но они не послушали меня.... И он убил их. Моих деточек. Осталась только я.... Я оплакиваю их каждый день. Каждый день прихожу сюда.... Это озеро моих слез.
-- Мне очень жаль.
Бедная женщина, она совсем одна, здесь в этой пещере. И все что она может - это оплакивать своих детей. Как же бесчеловечно жестоко с ней поступили. Мое сердце разрывается на части.
-- Моя девочка, - женщина взяла мое лицо в руки и посмотрела в глаза, - Ты такая хрупкая. Такая ранимая. Твое сердце плачет вместе со мной.
-- Да, - я смотрела в ее глаза, и мне казалось, что это может длиться вечность.
-- Ничего, моя девочка, - она утерла слезы с моих щек красивыми длинными пальцами с серебряными ноготками, - Больше никто не причинит тебе боли.... Он .... Не обманет тебя.
-- Кто он?
Но сереброволосая женщина не слушала, она смотрела куда-то вдаль, и улыбалась.
-- Так и будет, - женщина улыбалась все радостней, - Больше никто.... Моя девочка. Моя хорошая.
Ее красивое лицо, озаренное нежной улыбкой, завораживало, как и ее голос тихий, нежный, обволакивающий. Он притуплял голос разума, голос инстинктов, которые уже трубили во все духовые инструменты, предупреждая, об опасности. Но ее руки такие нежные, и, в тоже время, такие сильные.
-- Не сопротивляйся, - предупредила она, когда ощутив в области груди разрастающийся комок, я попыталась вырваться, - Будет немножко больно.
-- Что это? - вскрикнула я, увидев как возникшее на ее ладонях пламя, наползает на мое лицо.
-- Не дергайся, моя хорошая, - кончиками пальцев поглаживая мои полезшие на лоб брови, - Пламя души не причинит тебя вреда. Расслабься и все пойдет быстрее.