— Города нет, — прошептал Джеймс. Я вслепую нащупала его руку. Его пальцы были ледяными. — Его… просто нет.
С другой стороны от меня стоял Генри, взиравший на представшее зрелище с каменным молчанием. Едва сумев оторвать глаза от разрухи, я повернула к нему голову, чтобы посмотреть на реакцию, и к горлу подкатила тошнота. Он ничуть не переменился в лице. Его выражение было безучастным, а взгляд — отстранённым, но никакого ужаса в глазах не отразилось. Только та же печаль, что и всегда.
Это его мир. Он тысячелетиями был окружён погибшими людьми. Разве это сильно отличается от тех смертей, свидетелем которых он стал в Подземном царстве? Разве это сильно отличается от правления Загробным миром, от подведения итогов чужих жизней, от определения дальнейшей судьбы тех, кто не может определиться самостоятельно?
Но вопреки доводам разума его безмолвное принятие страшило меня. Я не хочу стать такой же. Не хочу воспринимать как обыденность то, что стало настоящей трагедией для родственников и друзей погибших в Афинах.
Я прижалась к Генри. Мы втроём стояли так, связанные друг с другом. Разве может кто-то, имеющий сердце, быть способным на такое чудовищное злодеяние?
Но Кронос — не смертный и никогда им не был. Он не понимает уз, связывающих людей друг с другом, не ведает страха и скорби. Для него это всё равно, что смести муравейник с дороги. Он не осознаёт, как это отразится на миллионах людей.
Хотя нет, всё он осознаёт. Он прекрасно знает, что сделал. Просто ему плевать.
— Мы можем… Можем переместиться отсюда в Парфенон? — спросила я. — Вдруг Кронос оставил там что-нибудь или…
— Там нет ничего, кроме обломков и пыли, — перебил Джеймс.
— Я понимаю, но…
Генри сжал мою ладонь.
— Я перенесу тебя.
Не успела я возразить, как мир вокруг нас троих рассеялся, и мы оказались посреди древних руин. Небо над нами переливалось яркими цветами, точно симфония красок, создавая столь разительный контраст с разрухой на земле.
— Ты в порядке? — спросила я, осматривая Генри. Он был бледен, его лоб покрывал тонкий слой пота, но он кивнул.
— Жить буду. Давай проверим, не осталось ли тут каких-нибудь подсказок.
По тону его голоса было очевидно, что в этом вопросе он согласен с Джеймсом: никаких подсказок Кронос нам не оставлял. Но я считаю, что лучше проверить наверняка. Я обошла рухнувшую постройку в поисках чего-то, что выбивалось бы из общей картины. Мы с Джеймсом уже заходили в Парфенон во время моего первого лета вдали от Генри, но я тогда едва ли обращала внимания на детали, больше восторгаясь общим видом. Сейчас жалею, что не проявила должного внимания.
Что ищу? Колонны выглядели так же, как и раньше. Совет оказался прав: Кронос, несмотря на все разрушения, эти руины не тронул. Почему?
Может, это реально какой-то намёк. Предложение заключить мир с олимпийцами, если те отступят. Но Уолтер был абсолютно убеждён, что Кронос хочет уничтожить их всех. Может, он ошибается? Или это просто хитрость Кроноса, чтобы враги сложили оружие?
Я пнула комок грязи. Пока не спросишь — не узнаешь, но вероятность того, что Кронос выложит мне всю правду, просто мизерная. Если только…
Я прищурилась. Пол Парфенона в прошлый раз не был земляным. Присев на корточки, я попыталась расчистить слой земли и увидела под ним истёртую каменную плиту. Разочарованный вздох. Грязь просто занесло сюда волной. Хотя это какой-то бред. Как она добралась до сюда?
— Можно ли как-то убрать отсюда всю грязь? — спросила я. Джеймс в нескольких шагах от меня махнул рукой. Лёгкий ветерок пронёсся по полу, открывая каменный пол… с высеченными на нём изображениями. Которые были явно сделаны не людьми. Детальные, замысловатые, невероятно сложные, невозможные. Эти изображения словно деформировали сам камень, рвавшись из него наружу.
— Что это, чёрт возьми? — поразился Джеймс. Они с Генри попятились назад, я выпрямилась. Этого тоже не было во время нашего предыдущего посещения.
Их невозможно было полностью разглядеть, стоя на полу, поскольку они тянулись через весь Парфенон. Вместо этого я сосредоточилась на ближайшем к моей стопе: образ пятнадцати тронов, охваченных огнём. И пускай линии оставались неподвижны, я очень живо представила мерцание пламени.