Чуть поодаль от капища, где происходил весь праздничный ритуал, стоял Род. Он всматривался в лица и глаза людей, пытаясь увидеть в них радость ко всему происходящему. К своему огорчению, особой радости в глазах он не замечал. Не было улыбок, не было смеха и непременных шуток. Люди просто отдавали дань своим Богам, надеясь, что те помогут им в свалившейся на их плечи суровой доле. Веселья было мало, только по необходимости кто-то пытался раззадорить народ обязательными шутками и прибаутками. В глазах у людей было горе. Горе и безысходность. Роду было гораздо труднее. Он не просто сопереживал вместе с ними, он проклинал себя за то, что виной всему был он. Люди многого не знали и не понимали. Не знали они того, что сам Род был зачинщиком того, что люди были вынуждены бросать свои жилища и идти в неизвестность. Именно по его жестокому сценарию разыгралась эта трагедия с Картой мира. Сейчас его утешало только одно. Эти люди, объединённые общим горем, должны пройти свой путь до конца. Именно, в общем горе, закаляется душа и крепнет воля. Только так, эти пришедшие отовсюду люди, смогут стать единым народом. Великим народом. И этот Великий народ должен стать вечным стражем у Западных врат ещё не сформированного могучего государства. Они будут первыми, кого потом назовут избранными. Это только начало их пути. Свой путь он начал давно, стоя у Центральных врат на высоком, покрытом снегом Камне, который начинается сразу за Рипейскими горами. Откуда начиналась и заканчивалась дорога в некогда цветущий край, называемый Даарией. Теперь Даарии больше нет, как и нет самой дороги, ведущей к ней. У него был только один путь, которым он должен был пройти, что бы возродить то, чего уже нет. Его дорога вела на запад. Туда, куда уходит солнце. Долгие годы он шёл за солнцем, собирая по крупицам основы будущего государства. Суровые, белокурые люди северной общины, поверили ему. Поверили, что они могут быть счастливы на той земле, на которую он им указал. Могущественные князья северных территорий дали согласие вести свои дружины и людей на новые земли, после того, как Род показал им карту мира, и после того, как они сами увидели несметные богатства этих земель и поняли, что на этих землях нужен крепкий хозяин. Он был уверен, что они помогут ему в его пути. Потом он даст им знания. Знания необходимые для того, что бы выжить и быть счастливыми. Именно выжить. Большой объём знаний может только повредить. Знания, как и воду нужно пить маленькими глотками, осторожно и не спеша. Но это будет потом. Это будет позже, когда состоится объединение общин в единый народ, а сейчас нужно вывести людей к Западным вратам. Кроме него этого не сможет сделать ни кто. Тревожными глазами Род смотрел на праздничное шествие, двигавшееся по улочкам Нарки. На душе было не спокойно. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Род повернул голову в сторону капища. Тяжёлым взглядом на него смотрел старик Волхем. Просто стоял и смотрел, будто понимая, что происходило у него в душе. Старый, мудрый Волхем. Как хотелось порой рассказать ему всё, но предсказать его реакцию на всё это, Род не мог. Он просто не имел права рисковать назначенным ему путём. Встретившись глазами с Волхемом, Род отвёл взгляд и, отвернувшись от него, пошёл к своей избе.
Глава 14
Койша, выбравшись, из двигавшейся процессии, махнул Аллору рукой.
— Зайду к матушке. Вечером встретимся у конюшен.
Аллор кивнул головой и последовал за русальцами. Войдя в дом, Койша подошёл к матери, сидевшей у окна и наблюдавшей за праздником из своего дома.
— Здравствуй мама. Как ты? Ты что нибудь ела?
Он подошёл и обнял её. Тут же посмотрел на печь и стоящие на ней накрытые горшки.
— Нет. Ждала тебя.
Койша расстроился.
— Ведь говорил я тебе, что дома теперь буду бывать редко. Служба. Варавва ни кого не отпускает. Держит дружину у ворот. Тебе нужны силы. Ты должна хоть что-то есть.
Славия горестно вздохнула.
— Тебя давно не было дома. Испереживалась я вся. Не дай Бог, что с тобой. Тогда совсем одна останусь.
Она заплакала, вытирая слёзы краями чёрного платка, наброшенного на голову.
— Прекрати эти слёзы. — Койша поцеловал мать в щёку и пошёл к горшкам, стоящим на печи. — Ни чего со мной не случиться. Успокойся.