– Потому что, – я пыталась сдержать его эмоции, – я тоже Челси.
Отец подошел ближе.
– Сколько раз говорить, что это опасно для тебя? – мама сжала мою талию.
Киллиан посмотрел на Джека.
– Она ранила или убила одного из них? – Джек повернулся к Дастину, тот кивнул.
Киллиан помрачнел, как и мой отец, но я не знала, почему.
Я не хотела терпеть допрос. Я думала, что готова к эмоциям отца, но нет. Я не знала,
выстою ли хоть когда–то.
Я сжала голову.
– Я не могу быть здесь, – я скривилась, слезы лились по щекам. Я вышла из комнаты.
Голос Киллиана я слышала последним:
– Ты дашь ей уйти, Грегори?
В комнате я упала на кровать, волосы разметались. Эмпатия была проклятием. Она
никогда не была для меня даром. Хуже было в конце дня. Я ощущала себя одинокой и
холодной, в конце оставалась только я. Каждый день эмоции были не только моими, но
они не делали меня общительнее, я не становилась живее с ними, я даже свои чувства
удержать не могла, и другие словно дополняли меня. И это одиночество задерживалось, и
я не могла одолеть его.
Две вещи держали меня в семье. Обещание Дастину, данное в девять. Мы
пообещали, что не оставим друг друга, что бы ни случилось, и я сдержу его, пока могу. И
то, что сбежать было просто. Парни помогали остаться в этой жизни без депрессии, хоть я
говорила себе, что всегда была слабой и бесполезной. Мне было плохо, я день терпела из–
за парней. Я хотела полагаться на себя, но не могла. Я словно не доверяла себе, знала, что
на глубине что–то не так, и я не должна делать это.
Глаза снова слезились, горячие слезы полились по щекам. Я хотела быть частью
чего–то большого, наследие было единственным шансом. Но меня теперь не выпустят из
дома. Из–за дара, что не только сделал жизнь адом, но и темницей, что душила меня. Не
только из–за боли, но и из–за последствий, что видели родители. Они заточили меня, но
не только из–за силы, а потому, что я была первой дочерью в семье.
Я ощущала, как Дастин ищет еще в голове.
«Вы с Джеком получили, что хотели. Я даже все показала. Доволен?» – я не хотела
читать его эмоции. Я не хотела читать ничьи эмоции. Я сжала подушку и прижала к лицу.
Я ненавидела это. Ненавидела все, что происходило. Я хотела быть частью семьи, но не
могла, и это убивало меня. Я засыпала. Когда моя жизнь стала мыльной оперой? О, да,
когда я родилась.
Мы нужны были миру для защиты. Люди не знали, что были в опасности, но для
того тут были мы. Винтеры и Челси должны были все спасать, но я ощущала, что никого
не смогу спасти.
Глава 3
– Руки выше, – приказал отец Джеку, что бился с Дастином. На тренировках во дворе
нельзя было бить по лицу и призывать пистолеты и ножи. Все остальное было позволено.
Я смотрела из окна кухни, пока мыла тарелки. С дерева уже не висела веревка для белья.
Во дворе не осталось деревьев. Когда Джек получил силы, он смог призвать деньги, чтобы
купить стиральную машину и сушилку. Но внешне мы должны были жить в скромном
доме в Нью–Джерси. Тревор стрелял по банкам на железной ограде. Киллиан заставил его
надеть на пистолет глушитель, чтобы соседи не вызвали копов.
Дастин ударил рукой по животу Джека. Я ощутила боль Джека от удара. Брат
выпрямился и схватил Дастина за руку. Он завел ее за спину, остановив его. Киллиан и
Грегори стояли рядом с сыновьями и давали советы, когда это требовалось.
– Дастин, выбирайся, – грубо приказал Киллиан. – Давай, Дастин. Ты умеешь.
Киллиан с отвращением смотрел, как сын проигрывает Джеку. Досчитав до трех,
Грегори разнял Джека и Дастина. Бой между ними не был честным. У одного всегда было
преимущество. Джек мог призывать оружие, но Дастин мог использовать лишь тело. Если
бы Дастин хотел, он мог читать разум Джека и понимать, как он двинется дальше, но
порой Джек думал о другом, чтобы запутать Дастина. Потому Джек чаще всего побеждал
Дастина. Киллиан не был рад проигрышам сына. Он хотел, чтобы Дастин бился лучше
всех. Грегори был лидером семей Челси и Винтер. Джека растили побеждать. Из всех
детей он был лучшим, таким и останется, но Киллиан не мог это принять.
– Все хорошо, Дастин, – сказал Грегори. – В другой раз сбрось Джека с себя или
вытяни руку. Это сработает.
Дастин серьезно кивнул, глядя на землю. Он читал разум отца, судя по его взгляду.
Казалось, он смотрел в пространство, его глаза были печальными, и это разбивало мою