Кимболл допивал последнюю бутылку воды «Перье» — он взял ее с собой, осознавая, что от этого мочевой пузырь будет болеть сильнее. Но так хотелось пить. На то, чтобы найти человека, который ходил бы за Эриксоном, по крайней мере, до вечера, времени не было. Дела обстояли не очень хорошо. Эллиотту не по душе был этот бардак. Он пока не управлял ситуацией, и это его беспокоило.
Тоси на конференции не появился. Сюзанна Сторм рассказала вчера об этом. Потом еще этот звонок от Карозерс.
— Вчера на Эриксона напали, — сообщила Дениз. — Следи за ним, возьми его, если потребуется. Только не позволяй им его поймать. Пусть уж лучше умрет, чем попадет к ним в руки.
— Возможно, это оптимальное решение, — предположил Кимболл.
— Нет, — твердо ответила она. — Это огорчит Кингзбери. Он начнет расследование. А этого мы позволить пока не можем.
— Но почему Комо? — поинтересовалась Сюзанна, допив кофе. — Что вы рассчитываете там обнаружить?
Вэнс покачал головой:
— Не знаю. Может, найду на вилле какую-нибудь подсказку.
— На вилле?
Вэнс опять погрузился в себя; ей не удавалось разгадать его мысли.
— Что? — спросил он, вздрогнув. — Ах, да… простите, кажется, я задумался. Вилла Каицци.
— У этой семьи Кингзбери приобрел Кодекс, да? — Эриксон кивнул. — А я думала, что они живут в Швейцарии.
— Так и есть; у них несколько резиденций. Одна — на восточном побережье озера Комо, рядом с Белладжио, самая малоизвестная, там хранится их коллекция редких книг. Кодекс да Винчи, который они продали, — лишь верхушка айсберга. Не удивлюсь, если у них есть еще что-нибудь из работ Леонардо, или… — Вэнс умолк, рассеянно уставившись в чашку с кофе. — Или если пропавшие страницы у них.
— Где… — Сюзанна собиралась спросить, где он остановится в Комо, но ее прервал высокий, сухопарый седой человек, внезапно возникший за спиной Вэнса.
— Простите, что помешал, — извинился господин. В одной руке он держал котелок, а в другой — зонтик. Выглядел он так, словно только что вышел из швейной мастерской Савил-Роу,[19] — но мне очень хотелось сказать, что ваша речь была прекрасна, мистер Эриксон. — Вэнс узнал этот голос, нахмурился и повернулся к мужчине:
— Декан Вебер. — Вэнс обратился к нему резко и сердито.
— Вчера я не успел похвалить вашу речь, но я хочу, чтобы вы знали — в Кембридже очень, очень гордятся вашими достижениями.
— Вашей заслуги в этом нет, декан Вебер, — отрезал Вэнс. — Или вы стали относиться мягче к игрокам и прочим сомнительным личностям вроде меня?
Пожилой мужчина напрягся.
— Я вас понимаю, — кратко ответил он.
— Нет, декан Вебер, — продолжал Вэнс, — не думаю, что вы когда-либо это поймете. Вы старались исключить меня из Кембриджа и делали все возможное, чтобы те четыре года, которые я там провел, были максимально неприятны. А теперь вы ожидаете, что я благосклонно приму комплимент, который вы делаете не потому, что цените мою работу, а потому, что упустили возможность…
— Вэнс! — с упреком воскликнула Сюзанна.
Не говоря ни слова, престарелый кембриджский декан развернулся на каблуках и сердито вышел из ресторана.
— Зачем вы это сделали? Вы вели себя грубо, это, это… — Сюзанна запиналась от гнева. — Это была одна из самых отвратительных сцен, которые мне доводилось видеть.
— А вы ждали от меня вежливости? Чтобы я сказал: «Спасибо, декан Вебер, за удар в спину»? «Рана больше не кровоточит, а шрамы уже почти не видны»? Вы ждете от меня такой вежливости, хотя я знаю, что подошел он по единственной причине — ему хочется присосаться к человеку, который добился успеха, несмотря на все его усилия, а теперь он еще и хочет, чтобы его уважали за мои достижения?
— Но нет необходимости кидаться на людей, — настаивала журналистка. — Пусть бы сказал, что хотел, и шел своей дорогой. Похоже, вы специально стараетесь жить так, чтобы у вас была возможность всех оскорблять.
— Например, когда я платил за свое образование выигранными деньгами? — спросил Вэнс. — Или когда задел чувства армейского командования тем, что построил больницу, напоминавшую им о детях, которых они изувечили? Декана Вебера я с самого начала оскорбил уже тем, что существовал. Я был человеком не его круга, и он изо всех сил старался меня в этот круг не пустить. Он даже связывался с президентом МИТ, пытаясь помешать мне учиться. Как он сказал, я «морально непригоден».
— Возможно, он был прав, — заявила Сюзанна. Они говорили все громче, но в ресторане почти никого не осталось — только одна пара, занятая в дальнем углу своими любовными разговорами. Грациано дипломатично вышел.