- Надеюсь, не утомились в ожидании? – спросил Робен Вернет с напускной заботой, не требуя ответа и проходя во главу длинного стола в центре.
Члены семьи собрались у стола. Мама напротив отца, брат Надин через место по правую руку, а Вероника, я и Син по старшинству слева. Сентьон Кельн, кажущийся особенно высоким и худым на фоне отца, остановился с ним рядом. В чёрном костюме на бардовой рубашке, прибранными у затылка тёмными волосами и будто вежливой полуулыбкой он представлялся мне незаменимым помощником самого Вездесущего, чуждого здесь.
- Сегодня у нас особенный день, - торжественно начал отец, обведя присутствующих взглядом. – Сегодня мы с господином Сентьоном Кельном заключили контракт, скрепив его браком между нашим новым партнером по рабочим вопросам, - указал он на вампира, - и Корнелией, счастливой наследницей большей части семейного дела, - гордо произнёс он, и губы мои дрогнули.
Изумлённые взгляды семейства устремились на меня. Мама, изящная и всё ещё бледная после моего рождения, несмотря на лечение, скупо улыбнулась. Эта хрупкая женщина с высокой прической густых каштановых волос едва ли могла что-то изменить и помочь. Однако же в её карих глазах светилось беспокойство. Я перевела взгляд на стройную Веронику, что совсем скоро также без выбора должна была выйти замуж. Она улыбнулась мне с поджатыми губами.
Совсем не так, как Надин напротив.
С ним мне никогда не удавалось ладить. Вечное противостояние из-за нелепой глупости. Не придумать проще, он считал, будто дар, его возможную свободу и великое будущее отобрала я. Будто своими силами я едва не лишила жизни маму, а после и вовсе присвоила всё внимание семьи – первая магиня в роду! Такое не остаётся без последствий, и он не забывал этого, должно быть, ни на мгновение. А если такое случалось, то привычка возвращала всё на места. Вот и сейчас на лице старшего брата не было и капли сочувствия, а вместо вежливой улыбки – усмешка в уголках губ.
Я отвернулась, так и не став смотреть на реакцию Син. Мне не хотелось видеть, что прочувствовала я сама. Впрочем, Синди держалась великолепно на протяжении всего ужина. Несмотря на удар по надеждам и мечтам, что она так трепетно лелеяла долгие годы. Я боялась даже представить, с какой болью рушится её мир каждый миг. У меня не было столь же страстного желания, и свобода, к которой я так рвалась, рядом с ней будто теряла значимость.
Так ли я буду несчастна в будущем, как она сейчас?
Ответ скрывался в мрачном будущем. Едва я представляла совместную жизнь с вампиром, как тело пробивал озноб, и я думала, что хуже быть просто не может.
Но разве мне одной так невыносимо страшно?
Под конец вечера Робен Вернет всё же не сдержал похвалы для любимой дочери. Он расписал талант Син к игре на пианино лучше торговца, и Сентьон Кельн предложил сыграть. Как загорелись глаза Синдии! Как великолепно и непринуждённо она сыграла! Я ни за что не смогла бы, даже если бы умела. Вампир оценил. Казалось, не столько игру звуков, сколько её взглядов. Стало мерзко и обидно, но сестра сияла ярче солнца, будто ничего не поняв. Или отчаянно надеясь...
Когда же бесконечные часы гостеприимства подошли к концу, я едва сидела на месте.
- Мы очень рады, что вы удостоили нас чести принять вас сегодня, господин Кельн, - раскланялся ему отец будто перед самим Императором, и я закатила глаза, пока никто не видел. – Смею надеяться, вы остались довольны.
Вампир к взаимной вежливости был не склонен.
- Вполне.
Отец, будто осознав, что проявленного уважения недостаточно, глянул в нашу сторону.
- Дочь, проводи будущего мужа.
Я едва не взвыла, как поразительно наблюдательные глаза цвета заката скользнули на меня. И остолбенела.
О, папа, за что? Отчего ко мне в тебе нет жалости?
Судорожно сглотнув, вдохнула глубже.
Он ничего не сделает мне. Ничего не…
Блеск янтарных, внимательных глаз, едва заметно поднятый уголок губ, и я призналась в самообмане. Он сделает что захочется, даже если кто-то посмеет воспротивиться и рискнуть помочь. Только захочет ли кто?
Мельком глянула на лица семьи. Ожидание. Недоумение. Гнев.