– Выделит материальную помощь, – хрипло сказал Андрей после минутного молчания. – Стерли в порошок два миллиона гражданских и играют в благодетелей.
– Если Джорджиана не блефует, это сработает, – сказал Марк, опустив глаза. – Ей мало просто уничтожить нас. Это бы сделало Брея и всех, кто с ним связан, мучениками. У Джорджианы не было возможности уличить нас в чем-то, и она ее создала. Чопорно, грязно, безумно – не все поверят в ее байки, но тех, кто поверит, будет достаточно.
– С чудовищами всегда легче быть чудовищем, – ожесточенно заключил Питер.
– Они правда могут сделать это? – осторожно спросила я. – Лишить вас титулов, состояния и земель? Разве такое вообще возможно?
– Боюсь, в данной ситуации это не самое страшное, что может произойти, – тихо ответил Алик, печально посмотрев на меня.
– О чем ты говоришь?
Выпрямившись, Питер в упор уставился на меня, и его точеные черты лица исказила грубая усмешка.
– Как думаешь, что будет с нами, если Конгресс поддержит Диспенсеров и мы предстанем перед судом? – спросил он.
Медля с ответом, я перевела взгляд с него на Андрея:
– Вероятно, вас заключат в Тэросе.
Когда-то, пару тысячелетий назад, Тэрос был самой обычной планетой в Орифской звездной системе на окраине галактики, пока его не превратили в тюрьму для людей из высших сословий. Правда, занимала она всего один не самый крупный остров – большая часть земель планеты была попросту не приспособлена к жизни. Насколько мне было известно, изоляция в Тэросе столетиями оставалась самым суровым наказанием для членов элиты и лиделиума, ведь, как правило, заточение было пожизненным. Я знала только одного человека, которому удалось выбраться оттуда.
Питер не ответил, и я растерянно обратилась к Алику с Марком.
– Разве не туда сослали Нейка Брея после обвинения в убийстве Александра Диспенсера?
– Причастность Нейка Брея к смерти императора так и не была доказана, – неожиданно ответил Андрей, прямо посмотрев на меня. – Его ссылка на Тэрос была незаконным актом возмездия Джорджианы, и только. Галактический Конгресс просто закрыл на это глаза. Именно поэтому его не лишили ни титулов, ни земель, и когда он бежал оттуда – его не объявили в розыск. Но будь его вина признана Верховным судом, его участь была бы куда страшнее.
– Насколько страшнее? Ты говоришь о смертной казни?
В некоторых юрисдикциях смертная казнь была по-прежнему в ходу. Это казалось варварством, но то, что по решению суда можно лишить жизни даже членов лиделиума, никогда не приходило мне в голову.
– Смертной казни? – прищурился Питер и вопросительно посмотрел на Алика с Андреем. – Вы скажете ей или это сделать мне?
– Не стоит, Пит, – глухо отозвался Алик.
– Это еще почему? – Адлерберг смотрел на меня прямо, холодно улыбаясь. – Она имеет право знать правду не меньше, чем вы!
Всего на секунду я уловила взволнованный взгляд Андрея, но уже через мгновение его зеленые глаза стали непроницаемыми, словно стекло.
– Право крови превыше всего, – тихо сказала я. – Разве не так вы говорите?
– Есть вещи, Мария, которые непростительны даже для членов лиделиума, – отозвался Питер, глядя на меня исподлобья. – Например, убийство другого члена лиделиума или покушение на его жизнь, уничтожение гражданского населения в юрисдикции других домов, действия, наносящие непоправимый вред чести и достоинству наследников дворянских династий… Законы лиделиума во многом первобытны. Поскольку за ненадобностью к ним могли не обращаться столетиями, большинство из них не реформировались тысячи лет.
– И что бы ждало Нейка, признай Верховный суд его вину? – Я выжидающе посмотрела на Питера. – Что ждет вас в случае подтверждения обвинений Джорджианы Диспенсер?
– В худшем случае дворянин, признанный виновным по законам лиделиума, не только лишается своих титулов, состояния и земель, его фамилию клеймят позором и вырезают из лиделиума. Нет ничего страшнее, когда не только ты, но и весь твой род уходит в забвение. Осужденного публично казнят вместе с членами его семьи. Всеми, кто носит его фамилию. Убивают даже детей и младенцев, если потребуется, чтобы они не могли продолжить род. Для этого приговора не существует исключений.
Не веря своим ушам, я с ужасом обвела взглядом Алика, Андрея и Марка. Я ждала, что в один момент кто-то из них расслаблено махнет рукой или прыснет от смеха. Я надеялась, что Питер, наконец, расхохочется своим жестким, холодным смехом и скажет, что решил выкинуть глупую шутку, а я наивно повелась. Однако ни у кого из четверых на лице не промелькнуло и намека на улыбку.