- И берегите себя, милая, - мягко сказала королева, - это ваше самое важное задание. Не выходите за стены пансиона одна, старайтесь как можно реже покидать его. Пока мы не знаем, каким оружием вы являетесь, и, попав в нехорошие руки, вы можете стать настоящим проклятием Короны. Если вдруг почувствуете, что за вами следят, сразу сообщайте нам. Люди барона также будут присматривать за вами. Но на территории пансиона находиться они не смогут. Мы не должны привлекать лишнее внимание.
- Спасибо за оказанное доверие, ваше величество, - я снова подскочила из кресла и сделала в этот раз вполне годный книксен. – Только… позвольте мне задать вам вопрос.
- Позволяю, мисс Фаулер, - королева посмотрела на меня настороженно, но, тем не менее, я не смогла удержаться:
- Скажите пожалуйста, раз этот господин, основавший орден экзорцистов, действует против вашей воли, почему вы просто не арестуете его? Или не запретите ему заниматься подобными делами.
- Вы – умное дитя, Беатрис, и задаёте правильные вопросы. За этим господином стоят деньги, он богат. Он снабжает финансами огромное количество нужных ему и мне людей, и, стоит лишь мне покуситься на его свободу, будь то свобода действий или жизни, за него вступятся. Такое уже было. Уже ни раз и не два мои люди пытались вывести его на чистую воду, привлечь к ответственности по тому или иному поводу, но каждый раз он выходил из воды сухим. Нам нужно что-то веское, на государственном уровне, а лучше – на интернациональном. Пока у нас есть догадки, но нет фактов. Нам нечего ему предъявить. И ещё дело в том, что сей господин так же, как и пастор Нокс, теперь попавший под нашу опеку и работающий под нашим началом, занимается, по сути, благим делом. Он исцеляет людей, он излечивает души – разве это плохо? Плохо лишь то, что он делает добро только для избранных, для титулованных людей или же обладающих состоянием. А вот безродных одержимых он не исцеляет, а мучает – он использует их для того, чтобы экзоцисты из его ордена оттачивали своё мастерство. Валентин не рассказывал вам, как он попал в руки этого господина? Как вышло, что титул перешёл к его младшему брату, а сам он, отказавшись от имени, стал священником?
- Я думала, он сделал это, чтобы совладать со своим демоном. Принял сан и передал титул брату, - в замешательстве прошептала я.
- Милое дитя, вы глубоко заблуждаетесь, - грустно улыбнулась королева и рассказала мне всё. О детстве Валентина, о том, что он во время сеанса экзорцизма убил свою матушку, о том, как попал в орден в руки этого страшного человека, стойко переносил все издевательства и нашёл в себе силы подчинить чудовище, обагрившее его руки материнской кровью. Я не могла сказать ни слова, издать и малейшего звука, я лишь слушала красивый голос королевы Виктории и ярко, без прикрас, представляла себе всё, что происходило с ним. С моим Валентином.
- Вот так, милая мисс Фаулер, Валентин Клеверли превратился в пастора Нокса. Не знаю, одобрил ли бы моё желание рассказать вам об этом сам Валентин, но, думаю, рано или поздно он поведал бы вам об этом. Может быть, более скупо, менее красочно, чем это сделала я, но я не сомневаюсь, что поведал бы. Ведь эта история стала бы потрясающим примером для его ученицы. Примером стойкости и воли духа.
- Нам пора ехать, ваше величество, - барон поднялся с изящного креслица, которое облегчённо скрипнуло, едва расставшись с его могучим телом, - мисс Фаулер могут хватиться. Ведь она буквально сбежала из дома, как я понял.
Я кивнула, а королева улыбнулась:
- Вы – очень храброе дитя, Беатрис. Я верю, что вы сможете сослужить нам добрую службу, вы сделаете всё, чтобы дело Короны процветало. Я вижу это в ваших глазах.
Я присела в книксене и, не поворачиваясь к её величеству спиной, вышла из залы.
Всю дорогу домой я молчала, провожая взглядом дома и нарядно одетых людей, что прогуливались по парковым дорожкам, спешили в модные лавки, вели светские беседы со знакомыми, договаривались о визитах. Их такая обычная, размеренная жизнь теперь казалась мне чем-то недосягаемым, таким далёким и недостижимым для меня, что в груди закололо, запекло, а ещё сильнее запекло в уголках глаз, но я подняла голову повыше, сморгнула навязчивые слёзы, чтобы не побежали по щекам вниз, пусть их никто бы и не заметил под вуалью. В тот момент я особенно порадовалась, что барон предоставил мне свой экипаж, а сам остался в гостиной королевы. Ведь, если бы я ехала с ним, мне пришлось бы улыбаться, отвечать на его вопросы, поддерживать беседу, может даже смеяться. Как можно смеяться, когда понимаешь, что после всего того, что сегодня я узнала, мир никогда не будет прежним?