Выбрать главу

Какого дьявола ему тут понадобилось? Ах да, конечно… Глупый вопрос. Вот ведь принесла нелёгкая! Одно дело, если во мне просто распознают девушку, и совсем другое, если узнает Фазим. Меня частенько наказывали и после того, как поймали на сквернословии, но до полусмерти избили только однажды, когда погибла мать. Тогда я впервые позаимствовала у дядюшки одну из лошадей, и нагнали меня уже далеко от Пыль-Тропы, у самой Арчи. Побывав на волосок от смерти после знакомства с плёткой тётушки Фарры, в седле я смогла ездить только через месяц. Если ей теперь донесут, что я играю в Шалмане на припрятанные деньги, тот волосок покажется целой милей.

Разумнее всего было бы потихоньку смыться, но это означало бы потерю полусотни фауза, а деньги найти труднее, чем умные советы.

Я вдруг поняла, что стою по-женски, и поспешила развернуть плечи, глядя на мишени. Новые бутылки уже были поставлены в ряд, а Фазим наставлял оружие: «Бах! Бах!» — и хохотал, когда ребятишки испуганно вздрагивали. Хоть бы его револьвер разорвало и стёрло эту поганую усмешку!

Наконец всё было готово, пол подметён, остались только мы, последние одиннадцать, и мишени перед нами. Слева и справа затрещали выстрелы. Я могла бы поразить все шесть целей с завязанными глазами, но спешить не стала. Прикинула расстояние, выровняла ствол, проверила прицел и только потом потянула спусковой крючок. Крайняя справа бутылка разлетелась вдребезги. Мои плечи немного расслабились. За первой быстро последовали ещё три бутылки.

Нажимая на спуск в пятый раз, я вдруг услышала крик — и в моё плечо кто-то врезался. Пуля ушла в сторону. Фазима кто-то сбил с ног, а он, падая, толкнул меня. Оба мужчины покатились по песку, тузя друг друга кулаками, а верзила охранник, подоспевший от двери, растаскивал их за вороты. Зрители недовольно топали и свистели.

Чернобородый Хасан проводил забияк скучающим взглядом.

— Итак, — возвестил он, перекрывая шум, — победителями первого этапа стали…

— Эй! — крикнула я. — Мне нужен ещё патрон!

В толпе раздались смешки, шею жгло от любопытных взглядов. Вот тебе и не привлекла внимания! Но тут уж ничего не поделаешь — либо качай права, либо уходи с позором.

От презрительной усмешки Хасана к горлу подкатил комок гнева пополам с унижением.

— У нас так не положено, двадцать седьмой, — сплюнул он. — Шесть пуль, шесть бутылок — и никаких вторых попыток.

— Но так нечестно: он толкнул меня! — Я кивнула на Фазима, который прислонился к стене, ощупывая пострадавшую челюсть.

— Здесь не школьный двор, сынок. Честность поищи в другом месте. Стреляй последний раз и вали, а лучше сразу сдавайся.

Все остальные в группе уже отстрелялись, и зрители недовольно гудели, требуя освободить место.

К щекам под куфией прихлынула кровь. Оставшись на линии одна, я повернулась к бутылкам и подняла револьвер, ощущая вес единственного патрона. Тяжело перевела дух, отлепив языком влажную ткань от пересохших губ.

Одна пуля, две бутылки. Только так.

Сделав два шага вправо и отступив на полшага, я наклонила голову, прикидывая траекторию. Если бить точно в середину, вторая бутылка останется целой, но если подрезать слишком далеко, может уцелеть и первая.

Пятьдесят фауза.

Я вытеснила из головы крики и насмешки, любопытные взгляды и внезапно свалившуюся на меня нежелательную известность. Их место занял страх — тот самый, что терзал меня уже третий день с того вечера, когда я кралась под тёмными окнами, чтобы тайком навестить Тамида, и вдруг услышала своё имя, произнесённое тётушкой:

— …Амани? — Начало фразы я не уловила, но застыла, обратившись в слух.

— Ей нужен муж. — Голос дяди Азида звучал громче слов его первой жены. — Только он сумеет наконец выбить из девки дурь. Скоро исполнится год, как нет Захии, и Амани можно будет сватать.

Мою мать повесили, и только теперь соседи понемногу переставали проклинать её имя. Дядя произнёс его спокойно, деловым тоном.

— Мне и с твоими дочерьми забот хватает, — раздражённо ответила тётушка Фарра, — а ты ещё и отродье моей сестры подсовываешь! — Имени сестры она после её смерти не упоминала.

— Тогда я сам возьму её в жёны!

Дядя Азид говорил так, словно покупал лошадь. Мои пальцы судорожно вцепились в песок.