Мне не сиделось на месте, и я вскочила. Долгие годы мне не нужен был никакой отец. Я научилась не ждать ничего. Защищаться от боли. А теперь мне вспомнилось, как вел себя Гарри, когда я его обыгрывала: да, на лице появлялась расстроенная гримаса, но глаза сияли. Он звал меня «принцессой» и «ужасной девчонкой», а я его — «дедулей».
Я рвано выдохнула. Встала, подошла к двойным дверям, разделявшим кабинет и балкон. Распахнула их, вышла. Они захлопнулись у меня за спиной.
— Тоби Хоторн подписал мое свидетельство о рождении, — голос сел и плохо слушался, но я должна была произнести это. Чтобы поверить в эти слова, надо было их услышать. Я глотнула воздуха и попыталась сделать вывод из этих слов, но не получилось.
Я физически не могла это произнести. Да даже мысленно.
Внизу, в бассейне, я уловила какое-то движение. Грэйсон. Он плавал брассом, рассекая воду уверенными, быстрыми движениями рук. Даже издалека видно было, как перекатываются мышцы под кожей. А скорость никогда не менялась — сколько ни следи.
Интересно, подумала я, может, он специально себя изнуряет, лишь бы от чего-то отвлечься. Заглушить какие-то мысли в голове. Удивительно, но мне при взгляде на него дышать становилось и легче, и сложнее одновременно.
Наконец Грэйсон выбрался из бассейна. И, точно влекомый шестым чувством, поднял голову. На меня.
И я уставилась на него. Сквозь ночь, сквозь пространство, разделявшее нас. Он первым отвел взгляд.
Я привыкла к тому, что люди уходят. Научилась ничего и ни от кого не ждать.
Но, вернувшись в кабинет Тобиаса Хоторна, снова уставилась на свидетельство о рождении.
Нет, я не смогла бы проигнорировать это. Сделать вид, что Тоби — Гарри — ничего не значит. И пускай он солгал мне. Пускай позволил жить в машине и покупать ему завтрак, ему, выходцу из богатейшего в мире семейства.
Он мой отец. Нужные слова наконец пришли. Беспощадный приговор. Его было уже не отменить. Это единственно возможный вывод. Я заставила себя произнести это:
— Тоби Хоторн — мой отец.
Так почему он мне об этом не сказал? Где он теперь?
Мне необходим ответ. Это уже не загадка, требующая разрешения, — и не очередной виток головоломки. Никакая не игра — во всяком случае для меня.
Все переменилось.
Глава 15
— Нам надо поговорить. — Джеймсон отыскал меня в архиве (вычурное название «библиотеки» в Хайтс-Кантри-Дэй) на следующий день. До этого в школе он меня сторонился.
И вот мы наконец остались наедине, если не считать Эли.
— Мне надо закончить домашку по матану, — буркнула я, не глядя на него. Мне сейчас хотелось побыть одной. Хорошенько обо всем подумать.
— Сегодня день «Е», — заметил Джеймсон и сел на соседний стул. — И у тебя много окон между уроками.
Модульная система обучения в Хайтс-Кантри-Дэй была до того запутанной, что я и собственное-то расписание не могла запомнить. А Джеймсон умудрился выучить и мое.
— Я занята, — упрямо повторила я, сердясь на себя за то, что всегда так остро ощущаю его присутствие. А ему только это и надо.
Джеймсон откинулся на спинку стула — тот приподнялся на задние ножки — потом вернул его в нормальное положение и наклонился ко мне, чтобы прошептать прямо на ухо:
— Тоби Хоторн — твой отец.
Я пошла за Джеймсоном. Эли, который не мог слышать его шепота, устремился за нами. Мы вышли на улицу из главного корпуса, пересекли двор и проследовали по каменной дорожке к Центру искусств. Затем прошли мимо ряда студий и оказались у двери с табличкой «Театр „Черная ложа” — это было огромное квадратное помещение с черными стенами, полом и потолком в тон, оборудованным сценическим освещением. Джеймсон пощелкал выключателями, и над нами вспыхнули лампочки. Эли занял позицию у порога, а мы с Джеймсоном уединились в дальнем углу.
— То, что я сказал тебе в архиве — лишь предположение, — негромко заметил Джеймсон. В комнате была потрясающая акустика — чтобы голоса актеров было хорошо слышно. — Переубеди меня.
Я покосилась на Эли.
— Я нашла тайник в столе твоего дедушки, — начала я, осторожно подбирая слова. — Там обнаружилась копия моего свидетельства о рождении.
Имени Тоби я упоминать не стала. Ни к чему при посторонних.
— И что же? — уточнил Джеймсон.
— Оно было подписано именем моего отца, — я до того понизила голос, что Джеймсону пришлось подойти ко мне вплотную, чтобы лучше слышать. — Но почерк не его.