В народе, правитель самого южного королевства империи получил прозвище "Ворон": как за своё вечно чёрное одеяние в котором он регулярно появлялся перед подданными, так и некий "каркающий" голос, которым произносил короткие речи-воззвания, перед аутодафе.
Злопыхатели Амвросия утверждали, что фраза: "Всякая плоть должна сгореть в жаре истинного Светила!!!" - принадлежала именно ему, после очередного приступа массовой самопорки и стоянии на южном солнце с непокрытой головой, более десяти часов к ряду.
Вице-король Кельрики не любил музыку для развлечения и искренне презирал искусство, считая что до гармонии и красоты Светила - ему далеко, а пытаться делать жалкие потуги приблизиться к недостижимому априори - достойно лишь идиотов.
Люди его откровенно боялись, однако при этом считали за "святого человека" и инквизиторы всячески поддерживали это мнение в простецах.
Знать иных земель, а не его собственного королевства - презирала Амвросия и всячески это, хотя и осторожно, побаиваясь Корсо и его инквизиции, демонстрировала.
Крупнейший имперский город-храм, "Карающего Жара" - постоянно проповедовал за него. Конкурент из "Утреннего Рассвета", пускай и крайне осторожно, всё же внук императора - но регулярно осуждал массовые казни и пытки, регулярно проводимые Амвросием в Кельрике.
Люди не знали чего им ждать от его возможного правления как императора: святого светлого "десятилетия праведников" или ужасной декады костров чёрной инквизиции и страшнейших пыток... Возможно было всё.
Амвросий проехал мимо Жака и Атаульфа, которые разом замолкли при его приближении и вскоре повернул в сторону площади, откуда молодые люди недавно перебрались на новое место обозрения.
--Уфф! - пробормотал простоватый Жак. - Словно... Ну...
--Смерть проехала мимо нас? - подсказал ему более откровенный Атаульф.
--Да нет, я что... я же не...
--Всё ясно и без слов. Этот если станет императором - будет править на кладбище, а этого никому не хочется. Ужас!
Пока друзья обсуждали вполголоса кортеж и самого второго въехавшего в имперскую столицу наследника, сам Амвросий выехал на площадь с оркестром, и когда ему заиграли какую то религиозную мелодию, гим приветствие, в честь Светила - приказал Путысону немедля прекратить данный вертеп и не пачкать святые звуки религиозных гимнов, игрой площадных фигляров.
Тут же помчались гонцы к музыкантам и вскоре те затихли в немом ужасе. Особенно когда Великий инквизитор Корсо стал их оглядывать своим знаменитым долгим взглядом, "полным укора и презрения".
Наконец наследник из Кельрики добрался до императорского замка и его ввели на трибуну для встречи с важными людьми империи и приветствия, в честь прибытия вице-короля в столицу.
В отличие от ранее въехавшего старшего брата, Лиутпранда из Уммланда - Амвросий ни о чём не спрашивал и не перебивал, наоборот: он всё время внимательно слушал, словно бы запоминал малейшие мелочи.
Коротко поприветствовал императорского начстражи Магинария Имерия. С улыбкой сказал что то доброе Аргуину, что буквально затрясся от страха, при его и Корсо появлении. Увидев Дезидерия - долго его рассматривал немигающим взглядом, но ничего не проговорил, а лишь кивнул на приглашение проследовать к урне с прахом покойного деда.
Вместе с Великим инквизитором, Амвросий прошёл на территорию помещений с установленной в центре залы мраморной урной и пробыли они там вдвоём минут десять.
Когда вышли, главный имперский министр Дезидерий был готов поклясться чем угодно, что у обоих были красными, от слёз, глаза.
Получив охрану и сопровождение, вице-король Кельрики отправился в своё поместье что располагалось поблизости, что бы начать готовиться к встрече и беседе с Избирателями, что должна была уже скоро состояться, по торопливым заверениям "престолодержателя" Дезидерия.
Ни о чём не спрашивал и ничего не требовал: просто слушал и кивал, иногда шёпотом переговариваясь со всё время стоящим рядом с ним, чуть сбоку, Корсо.
Когда мрачная пара убыла прочь, Магинарий Имерий с улыбкой проговорил Дезидерию: "Фавориты скачек прибыли, а остальные - уже не столь важны... Хотя."
--Что? - не понял сказанного "престолодержатель".
--Ах да, вы же из "новых людей"... - немного задел самолюбие Дезидерия правдой, начстражи гвардии покойного императора. - Так вот: Император, лишь внуков от первой супруги сына, иноземной принцессы - считал достойными трона своей державы и преемниками себе и особо готовил к возможному правлению. Младшие, от прочих дам... Это скорее запасной вариант, если совсем плохо будет. Не более того.
--Вот как? - не догадывался. - честно признался главный имперский министр, раздумывая над причинами откровений, обычно молчаливого, Магинария Имерия.
--Уммланд и Кельрика - тренировочный полигон, хороший и надёжно прикрытый. Империя в миниатюре! Ромлея - скорее страна "Солнцеликого", как примаса нашей единой церкви Светила. Там много городских республик и малых княжеств, которые мы так и не пощипали вовсю, по просьбе всех бывших первосвященников.
--Гардана?
--Приграничье! Странное и мрачное. С кучей варваров и пиратов, спрятавшимися у них от гонений инквизиции, друидами и прочим... Иногда так и просто жутким! Чему там мог научиться наследник?
--Воевать! Выдерживать удары судьбы! - предположил главный имперский министр.
--Ну, не совсем: скорее пить, более меры и жрать - столько же... Думаю следует объяснить и Избирателям расстановку.
--Нет!
--Почему?
--Эти засранцы сразу начнут требовать, как у меня , при своём приезде: денег, земель, прав, солдат и может кто из внуков их испугается. Пускай ведут разговоры прямо перед Избранием и ограничат их общение: если первые два внука основные кандидаты на трон - то смогут Избирателям это продемонстрировать! Не зря их дед ничего отдельно не сказал нам, перед своей кончиной о них кк о фаворитах, видимо верил в способности основной пары претендентов на трон!
--Возможно вы и правы... - протянул неопределённо Магинарий Имерий и отошёл к своим курьерам, ждать новостей о том что происходит в столице.
Чуть погодя после этого разговора, случившегося на трибуне при площади у императорского дворца, Атаульф и Жак, на своём удобнейшем месте межде площадью т главной соличной улицей - наблюдали заезд в столицу третьего из внуков, покойного ныне правителя: вице-короля Ромлеи Джанелло.
Данный наследник появился под всеобщие вздохи удивления и начавшиеся тут же пересуды: он сам был разодет в невероятно пёстрые одежды мешковатого покроя, с огромным количеством разноцветноо бархата и шёлка, нередко просто совершенно не сочетаемых цветов.
На нём всюду блистало золото, словно на знатной даме: серьги с огромными жемчужинами в ушах, массивная золотая цепь, в два пальца толщиной - почти до пояса, толстые браслеты на руках и огромные перстни и печатки, на пальцах.
Свита не очень отставала от ромлеянского вице-короля и также была облачена в странноватые пёстрые наряды и огромное количество золота и драгоценных камней.
Джанелло и его свита более походили на стаю огромных крикливых птиц, чем высоких вельмож и знати.
Люди из числа приближённых, третьим прибывшего в столицу внука усопшего монарха - постоянно тыкали пальцами в толпу и разражались громким хохотом, словно пьяные простолюдины на ярмарке. Данное поведение резко контрастировало с заездами ближайшего окружения первых двух внуков, кандидатов на трон.
Сам наследник из Ромлеи, Джанелло, как известно было почти всем в толпе встречающих жителей столицы и гостей города - был с трудом признан в качестве внука своим дедом, императором, когда последний, с новорожденным на руках ворвался к невестке, дабы потребовать немедленных объяснений невероятной, даже для новорожденного, смуглостью его кожи.
Потом , тогдашний правитель вышел и привселюдно, при служках, поцеловал малютку в лоб, после чего и произнёс: "Мой... Мой внук!" и "Бедная девочка..."