Индоевропейский праязык, искусственно воссозданный языковедами, — не более чем сумма общих черт, присущих его потомкам — детям и внукам. Его можно расценивать как инструмент, позволяющий наиболее адекватно объяснить расхождения, проявляющиеся во всех языках индоевропейской семьи. Родство в этой семье (и степень родства между разными языками) выявляется из сопоставления современных живых и древних письменных языков, имеющих общие особенности в лексике и грамматике. Иными словами, включение языков в состав семьи и их взаиморасположение определяются соответствием известным «законам» морфологического и фонетического развития. Фонетические изменения являются ведущими для классификации языков. Некоторые языки, разумеется, претерпели большие изменения в своем фонетическом составе или грамматическом строе (или какой-то их области), нежели другие, что затрудняет установление четких границ внутри семьи с точки зрения типов языкового развития. Нужно помнить, что «фонетические законы и законы исторической морфологии сами по себе не в силах объяснить какое-либо явление; они лишь формулируют постоянные условия, которые определяют процессы языкового развития» 1. Несмотря на многие предостережения относительно возможных границ применения методов сравнительного языкознания, несмотря на гипотетический характер индоевропейского праязыка, на котором говорил неизвестный народ, причем для него постулируется социальное, религиозное, равно как и языковое единообразие,— несмотря на все это, мы, faute de mieux, должны возводить здание, основываясь на индоевропейской теории. Прежде чем перейти к характеристике цивилизации индоевропейцев, особенно их религии, необходимо сказать несколько слов относительно диалектного членения индоевропейского праязыка.
При изучении диалектов любого современного языка легко заметить, что область распространения какого-либо фонетического изменения, специфического для диалектной лексики слова или определенной синтаксической конструкции, обычно не совпадает с ареалами других фонетических изменений и т. д. Если попытаться наложить друг на друга изоглоссы, характеризующие области распространения этих явлений в диалектах данного языка, то картина будет чрезвычайно сложной. Если применить этот же метод к индоевропейским языкам, чтобы установить их отношение к праязыку, то результаты будут еще менее ясными. Так, греческий, армянский и индоиранский объединяются наличием некоторых общих черт, например аугмента в ряде форм прошедшего времени, и противостоят по этому признаку другим индоевропейским языкам. Славянский, балтийский и албанский сохраняют изначальное е, которое в индоиранском отразилось как а. Имеется довольно много соответствий такого рода между различными группами индоевропейской семьи. Можно поэтому провести множество изоглосс, и они будут пересекаться бесконечное число раз. Не следует, однако, отчаиваться и прекращать дальнейшие попытки уточнения классификации индоевропейских языков. Известные уже факты позволили набросать схему диалектного членения внутри праиндоевропейского языка в период, предшествовавший расселению его носителей. Быть может, здесь следует избегать слова «диалект» и говорить лишь об определенных тенденциях к инновациям или изменениям, действовавших в пределах данной группы и отличных от тенденций развития, свойственных другой группе. Вряд ли можно утверждать, что уже праязык делился на диалекты centum и satem, выделяемые на основе фонетических «законов» изменения индоевропейских палатальных велярных согласных. Эта проблема выходит за рамки нашего изложения, однако чисто лингвистические процессы формирования таких общностей, как балто-славянская или индоиранская, в основном выяснены. Прежде чем обратиться к индоиранцам, следует, однако, рассмотреть некоторые вопросы, касающиеся характера общества и религии индоевропейцев еще до их расселения.
Некоторые ученые, отправляясь от реконструированного праязыка, пытались восстановить облик материальной культуры, семьи, общества и даже религиозных верований индоевропейцев. Представление об общности языка, естественно, приводит к представлению об общности социальной и религиозной. О материальной культуре индоевропейцев написано так много, что вряд ли мы вправе здесь заниматься рассмотрением сложных и запутанных проблем, связанных с этим предметом. Можно предполагать, что индоевропейцы до их расселения были на пороге века металлов — об этом свидетельствует индоевропейское *aios «металл», восстанавливаемое, хотя и с не вполне ясным значением, по таким отражениям, как латинское aes «бронза, медь», санскритское ayas «железо» (позднейшее значение) и др. 2. Вероятно, что индоевропейцы одомашнили лошадь (индоевроп. *ekuos) и что им было известно земледелие (индоевроп. корень *аг «пахать») 3. Но дальше этих наблюдений мы не вправе идти.