Можно подозревать, что зороастрийская община шла тем же путем, что и ислам, в истории которого период свободомыслия, обязанный более всего му’тазилитам, сменился ортодоксальной реакцией суннизма ханбали, теологически подготовленной ал-Аш’ари (умер в 936 г.). Но доказать параллельность судеб зороастризма и ислама в это время трудно; ясно лишь, что литературное возрождение IX в. в зороастризме сменилось безраздельным господством рутинной ортодоксии. В-третьих, зороастрийская церковь даже в сасанидскую эпоху должна была полагаться больше на устную традицию со всеми колебаниями н отклонениями, свойственными такой традиции, чем на письменный канон и трактаты, комментирующие догматы веры.
В IX в. потребность в таких сочинениях стала особенно острой.
Список переводов пехлевийских книг на арабский язык, сохранившийся в «Фихристе» ан-Надима и у других авторов, содержит много заглавий этико-дидактических, научных трудов и «княжеских зерцал», но мы не находим чисто религиозных трактатов. Причины такого отбора ясны, но тем не менее хотелось бы знать, существовало ли большое количество и религиозных сочинений, которые могли бы быть переведены на арабский. Письменный канон и комментаторская литература, видимо, никогда не были столь важны для высшего духовенства в древнем Иране, как это предполагается. Но в новых условиях господства ислама, когда почиталось записанное слово божье, следовало попытаться противопоставить что-то обширной мусульманской богословской литературе; так можно объяснить зороастрийский Ренессанс IX в. Все пехлевийские сочинения этого времени были написаны, видимо, мобедами. Для арабов наибольший интерес представляли произведения светской пехлевийской литературы.
Географ Истахри, писавший в X в., сообщает (137, стк. 16), что в области Фарс пользуются тремя языками. Первый из них — персидский, фарси, на котором говорят все и который все понимают, хотя в нем есть и диалектные различия. Второй язык — пехлеви, на котором составлены записи древних персов, а также и зороастрийские книги, существовавшие во времена Истахри; этот язык для простого народа непонятен, его нужно объяснять. Последний — арабский, на котором ведут переписку правители и государственная канцелярия, но некоторые простые люди тоже употребляют этот язык. Мне кажется, что этот отрывок описывает не только языковую обстановку в Фарсе, но также и социальное и культурное расслоение. Все могут говорить по-персидски, но зороастрийцы в своей среде пользуются старым письменным языком — пехлеви, а мусульмане — арабским. Некоторые персы-мусульмане хорошо владели арабским языком, но после того как в арабоязычных областях *Аббасидского халифата классический арабский пришел в упадок, уступив свои позиции арабским диалектам, число таких персов значительно уменьшилось. Положение в Фарсе было во многом таким же, как и в других областях Ирана, хотя на остальных территориях халифата арабский служил, конечно, и государственным языком, языком образования и науки, а также lingua franca.
За два столетия правления Аббасидов в Иране арабский полностью заменил пехлеви в науке и образовании, так что в конечном счете пехлеви остался только уделом мобедов; после того как светская литература была переведена с пехлеви на арабский, среднеперсидские подлинники потеряли свое значение и были утрачены. Даже проперсидские шу’убитские поэты писали по-арабски, хотя и обрушивались в своих стихах на арабов. Господство арабского языка являлось, видимо, для мыслящих персов серьезным стимулом к тому, чтобы принять ислам — дань времени.
Суфизм, шиитство и другие мусульманские течения, обогатив и расширив ислам, стали прибежищем для тех персов, которые не хотели и не могли больше следовать бесплодной зороастрийской ортодоксии. Когда персидские правители Дейлема, одной из прикаспийских областей, только недавно принявшие шиитский ислам, вырвали Западный Иран из-под власти халифов и даже захватили в 945 г. Багдад, столицу халифата, с зороастрийским Ираном было покончено. Иранская династия Буидов поддерживала ислам и арабский язык, уже ставшие вненациональными; зороастрийская персидская культура отступила в «гетто». Шиитская династия Буидов должна была проявлять относительную терпимость к другим верованиям, так как сохранялись и суннитские халифы, и чиновники-сунниты. Уже упоминался зороастриец, правивший Казеруном; некоторые другие должности при Бундах также занимали зороастрийцы. Буиды больше интересовались арабскими преданиями о роде Али и общемусульманской культурой — реальностью дней, нежели былым величием Ирана. Но им был не чужд и интерес к памятникам прошлого; так, буидский правитель Адуд ад-Даула оставил надпись, вырезанную по-арабски в 955 г. в Персеполе, которая повествует о посещении им развалин и о том, что Марасфанд, мобед Казеруна, перевел ему пехлевийские надписи периода Шапура II 5.