— Всё потому, Лалья, что ты лишён веры. Я же вижу совершенно ясно — Бог возвращает к жизни тех, кто был мёртв, даже и тем, кто не жил вовсе, Он дарует жизнь. Во всём, что ты видишь вокруг, ты можешь прочесть подтверждение этому. Сейчас наша смерть для мира — это наша безопасность, но это не значит, что мир победил, поверг нас, исторг из себя навсегда. Когда придёт время, мы вернёмся. Бог хозяин всего времени, и сколько б мы ни совершили ошибок — Он на нашей стороне. И видя наше малодушие, Он всегда протягивает руку, чтобы удержать нас от падения. Здесь есть одна машина. Позволяющая заглянуть в будущее. Я не понимаю всего, и не смогу тебе объяснить. Одна женщина, Мага, понемногу осваивает её. Та машина показала, что мы сдадимся на Мариголе, и показала, что сегодня я вернусь сюда.
Лалья покачал головой.
— Уж прости, но все эти предсказания, предопределённости, божий промысел — всё это мне совершенно не по нутру. Быть может, тебе нужны такие утешения, но не мне точно. У меня своё утешение — я поступил так, как было лучше всего.
Разношёрстная толпа остановилась поодаль, гул приглушённых голосов прокатывался по ней волнами — к гадалке не ходи, обсуждают новоприбывших. Лалья видел здесь, кажется, представителей всех известных ему рас, только минбарцев здесь, в самом деле, до сих пор и не было. Взгляд выхватил даже нескольких вриев… Даже несколько тракаллан. И что было самым большим шоком — они были без скафандров. Может, и возможно, что атмосфера планеты как-то подстраивается под новых обитателей, но как, как она может подстраиваться под них всех? Ну или как после этого не думать, что они на самом деле умерли, а в загробном мире, действительно, уже не важно, кто чем дышал при жизни…
Толпа замерла, притихла, только медленно кружили эти загадочные штуковины, похожие сейчас на любопытных птиц или насекомых.
— Здравствуйте, мои друзья. Я говорил вам раньше — мои воины, мои соратники, теперь я буду говорить только — друзья. Быть может, война не окончена, но теперь другие будут её вести, больше не вы, вы отдали ей достаточно. Вы видите, наверное, что я вернулся не тем, кто когда-то покинул вас, а я хочу, чтоб вы увидели себя не теми, что были когда-то. Один из моих спутников, которые вернули меня вам, думает, не умерли ли мы все… Я думаю, что он прав. Умерли прежние мы, наш страх, наши страдания. Никто никогда не сможет больше причинить вам вред. Я говорил это тогда, когда вы впервые делали робкие шаги свободы здесь, в моём мире. Я говорю это и теперь — любой, кто захочет прийти сюда с войной — умрёт, даже не коснувшись нашей орбиты. Этот мир — наш, и мы не пустим тьму. Мои гости, те, кто прилетел сегодня со мной — останутся с нами. Помогите им здесь, покажите им наш мир, пусть они узнают, что такое — Вентокс Ворлонский.
Взорван… Причины взрыва устанавливаются… Сигнал о помощи подать не успели, никто не выжил… Слова, продолжавшие звучать в голове, казались принадлежащими совершенно незнакомому языку. Вникнуть в их смысл было невозможно. Бессонная ночь превратила голову в некий чан с тягучей мутной водой, колыхающейся тяжко, нехотя, поднимающей из своих глубин, словно безобразное лицо утопленника, одну и ту же картину — разгорающееся в небе неправильное, злое солнце.
Дайенн прошла тихо, присела на край кровати, касаясь его руки.
— Нам пора лететь, Алварес.
— Это немыслимо… Настолько нелепо, что… самая злая воля не может, не должна… Все эти убийства, трупы… расследование, суд… Он пережил всё это, он заслужил более оптимистичные прогнозы, чем мы вправе были рассчитывать, и не долетел до тюрьмы каких-то паршивых сто тысяч километров. Дайенн, зачем всё? Зачем так? Когда ты говорила, что вселенная устраивает то и решает сё, ты предполагала что-то подобное, скажи мне? Готовила какие-то ответы вот на такое? Зачем возвращать его, а потом отнимать снова — вот так, глупо, жестоко, нелепо? Зачем после всего, что выпало на его долю… Зачем, как… Мне нечего даже гадать, я знаю, что будет в заключении — что это он уничтожил корабль. Корабль был новым, пропустить неисправность не могли, это Минбар, здесь просто такого не бывает. Выходит, пропустили того, кто пронёс на борт бомбу. И на кого думать? На Иржана, когда-то сражавшегося бок о бок с его отцом? На нашего Лалью? На этого Проводника, которого выбрал лично Алион? Неужели они готовы были… настолько на всё? Их не остановило то, что в шаттле были невинные люди…
Дайенн опустила голову. А что тут скажешь? Алварес видел в записи, она видела воочию, а если б глаза и отказали ей в тот момент — разве как минимум половина бодрствующего сейчас населения этого полушария не видела вспыхнувшее над головами лишнее солнце и не скажет то же самое: да, Алварес, твоего брата больше нет?
— В деле много неясностей, уже сейчас, на ранних стадиях… Едва ли оно будет быстрым, да и простым. Ты уже слышал, тела не найдены. Ни одного тела. Это всё-таки довольно странно…
— Дайенн, ты сама веришь в это? В то, что он мог такое сделать? Не физически — физически, я допускаю, он мог бы обратить в космическую пыль целую флотилию. Но он — который сам сдался? Который сотрудничал со следствием, насколько это было возможно? Для чего он мог бы…
— Я не знаю, Алварес, не знаю, и не знаю, может ли кто-то из живых это знать! Возможно, это… не было намеренным?
Напарник измученно и зло усмехнулся.
— Ты намекаешь на Эстер? Ты, наверное, действительно можешь так подумать. Но есть огромная разница между тем, что было тогда и сейчас. Но если это не он, а я не вижу ни одной причины, чтоб это был он… Что думать тогда? Что те, до кого не добрались ни его силы, ни более медлительное правосудие, всё же нашли способ отомстить?
— Я ничего не считаю, строить гипотезы — дело неблагодарное порой. Я всего лишь говорю, что странного в деле много. Экспертам предстоит далеко не один день работы, чтобы выяснить, что произошло. Минбарская сторона берёт это на себя, всё-таки происшествие на их территории, и корабль их… Нам нет смысла здесь оставаться дальше. Вставай.
Не первый раз уже ей приходится практически тащить на себе обессиленное тело, насколько ж легче было, когда это были, по крайней мере, физические раны…
— Я говорил ему, что всё равно буду верить, что он вернётся к нам, что всё будет хорошо… Во что мне верить теперь?
Через восемь месяцев у Авроры Александер родилась дочь. Сама Аврора умерла при родах. Ребёнка забрали на Корианну ближайшие родственники — Виргиния и Офелия, назвали Йоханна. К тому времени Виргиния успела побывать с долгосрочным визитом в мире ранни, обнаруженном К’Ланом на границе сектора За’Ха’Дума. Работать туда уехали Дэвид и Винтари, Ганя и Уильям, Шин Афал и Штхейн, Кристиан и Анна — дети Шона Франклина, Диего Колменарес — приёмный сын Андреса и Алиона, и многие другие. Через год после своего помещения в исправительную колонию на Экалте Лоран пытался совершить из неё побег в компании Люсиллы Ленкуем — семнадцатилетней бракирийской телепатки, воровки и мошенницы. Побег, конечно, не удался, но в колонии Лоран после этого провёл всего два года. По достижении, по бракирийским меркам, совершеннолетия, они с Люсиллой поженились, по настоянию Вито, который сперва был против этого брака, их дети взяли фамилию Синкара. Аделай Нара, после того, как её рассудок и частично память были восстановлены, была увезена Виром Котто на Приму, по неподтверждённым слухам она стала его любовницей, и именно она на самом деле являлась матерью принца Джанорио. Контакт с миром Парадиз состоялся всего через год после мнимой смерти Элайи, а вот к сектору Ворлона жители всех миров опасались приближаться по-прежнему — кроме того единственного человека, о котором говорил Элайя Александер (позже он назвал это одной из худших ошибок своей жизни)…