— Что! … Как… Какое наследие?
— Наследие Кагана, она истинная наследница и мы не вправе идти супротив воли богов и переигрывать…
— Но она же… Давно же было решено что… — Отец жестом остановил поток моих возмущений и, прокашлявшись, от чего его лицо снова стало принимать серый болезненный цвет, заговорил.
— Снился мне сон Хаким, не понятный сон. Вижу, Айдарьюшка стоит на краю обрыва в пустоту и зовет меня, так по-детски наивно «Батюшка», я бегу к ней смотрю, а она в доспехах стоит в крови, в руках младенец мертвый, говорит мне «братик это мой, смотри, что с ним сотворили…» — На глазах старика вышли слезы… — Если займешь ты мое место не по праву и предназначению Богов, страшное случится…
Я закатил глаза, старик в порыве бреда увидел странный сон и приписал ему какую-то силу, будто Боги ему что-то хотели этим сказать. Но на самом деле это бред горячки сопровождающей его болезнь. Я неловко отшатнулся, и развернувшись лицом к двери, бросил ему через плече.
— Я пойду, пошлю за Айдарией, и приглашу Волхва к тебе…
— Ступай, — проговорил отец и громко задыхаясь, закашлял.
Я выскочил из его покоев как ошпаренный, мне казалось, что меня только что втоптали в грязь, пообещали яблоко дали его подержать, а потом отняли и отлили сестре да еще так, чтобы я видел, как она его ест. Гнев затмил мой разум, обида глубокая на отца засела.
Я брел по терему в смятении, и без какого либо желания допускать к отцу волхва, ведь пока только я слышал его желание вернуть Айдарии наследия, а значит что для остальных я истинный наследник и будущий Каган.
— Хаким, — раздался сдавленный женский голос за спиной. Обернувшись, я увидел помощницу лекаря. Все внутри похолодело от того, что она могла узнать от отца, что тот лишил меня места Кагана.
— Ваш батюшка … — она замялась и виновато опустила глаза. — В голове закружили мысли, разнося страх по венам, что она узнала о решении отца, и пытается мне его сейчас сообщить.
— Ну же, говори! — Скомандовал я, не скрывая своего раздражения.
— Ваш Батюшка отбыл на поклон к Богам. — Она всхлипнула, видимо сдерживая поток слез, а я почувствовал облегчение, словно вместе с отцом и отбыли притязания Айдарии на место во главе нашего народа. Испугавшись собственного хладнокровия от известия о смерти отца, я застыл на месте, и некоторое мгновение, не моргая, смотрел на рыдающую помощницу. Но боясь, что помощница уличит меня в бесчувственности, я часто заморгал, словно пытаясь удержать слезы, и еле слышно спросил.
— Матушке уже сообщили? — Она коротко кивнула, — вы можете идти, — поспешно заговорил я, чтобы избавиться от ее пытливых глаз.
— Да конечно… — . Сказала виновато женщина, — простите, — бросила мне она на последок и зашагала по коридору, в котором меня настигла, постоянно оглядываясь. Я не мог отвести взгляд от ее силуэта, пока он не скрылся за поворотом.
Помощница лекаря показалась мне весьма странной, меня гложили мысли, что она хочет меня на чем-то подловить, и потому у меня поселился страх, что она знает больше, чем ей положено.
Раздался звон колоколов. Звучание колоколов можно услышать лишь после смерти Кагана, этот звон оповещает жителей о том, что наш предводитель пал в мир мертвых и теперь, чтобы он мог присоединиться к своим предкам Каганам, потомкам сына Анул мы должны его оплакивать, устраивать поминальные обеды и читать молитвы. Одной из наших традиций считалось принести белый цветок белокрыльника, считалась что они прокладывают путь из мира живых в мир мертвых, и если так сложилось что в память об умершем ни к то к его жилищу не принес белокрыльник то душа заблудится и долгие зимы будет скитаться в мире живых отравляя его и убивая урожай. Я чувствовал большое желание, чтобы мой отец занял в мире мертвых место, кое ему полагается среди предводителей. Потому пошел к жертвенному камню, который находился в небольшой комнате расположенной в центре нашего терема.
Я вошел в каменную комнату, на полу были зажжены свечи, а в центре был белый с серыми вкраплениями священный камень, который, сначала времен пропитывался кровью, не только Волхвов присягающих на службу Богам, но и жертв темсущи, которые так безжалостно были убиты служителями наших богов, не смотря на эти омовения он оставался белым. Я смотрел на этот мертвенно-бледный камень и понимал, что сила в нем безгранична. Первый Каган, сын Анул некогда на рассвете жизни нашего народа пролил кровь на этот камень, клянясь своей матери, что позаботится о ее созданиях, кровь вспенилась и забурлила, и принял наш народ этот камень за священное послание от Богов. Тогда же семьи советников (ныне старейшины) присягнули на крови в верности моему предку и нашему народу. С тех незабытых пор наши семьи стали связанны кровью, разница лишь в том, что «голубое бурление» создала лишь кровь истинного предводителя. Тогда советниками и было принято, что каждый наследник предводителя, прежде чем занять место своего предшественника должен пройти обряд «голубое бурление» в знак доказательства, что он истинный Каган.