Я коснулся камня рукой, желая уже сейчас без лишних глаз, провести этот обряд, о котором мне с детства рассказывали. Но так уж сложилось, что отец стал Каганом до моего рождения и потому я не был свидетелем его посвящения. Одернув руку, я потянулся к ножнам, в коих покоился мой кинжал, подаренный моей матушкой после болезни, которую слава Богам я пережил три зимы назад. Но сил воспользоваться ножом я в себе не нашел, как бы соблазнительно это не казалась. «Один жест ножом по руке и обряд голубого бурления состоялся, и никто не сможет забрать у меня наследие отца, кроме богов, не смотря на все мое желания стать во главе народа.» Желанием отца на смертном одре было, чтобы это место занял его первенец в лице моей старшей сестры. В случаях, когда я чувствую не уверенность или же потерянность в своих действиях я прошу совета у матери, потому и сейчас поспешил к ее покоям.
Тихонечко постучав, я услышал громкий и четкий голос матери.
— Кто там?
— Это я матушка… — Не знаю, зачем, но мне хотелось добавить «Хаким», но я не успел произнести не звука, как мать ответила
— Входи.
Я вошел в широкие покои моей матери. После того как отца одолела хворь она перебралась в соседнюю часть терема и заняла эти покои. Хотя от них и было навещать отца на много дальше остальных, но эти покои были ближе к молебленной комнате со священным камнем, где матушка буквально пропадала за молитвами о здравии своего мужа.
Матушка сидела на кресле, обшитом синим бархатом, мне сразу вспомнилась колымажка, на которой отбыла моя сестра. Мать сидела в задумчивости, в хорошо освященной свечами комнате, камни здесь были выбелены. В центре была большая кровать с большими спадающими с ее верхней части шторами для защиты от насекомых. Кресло стояло напротив окна, а за спиной виднелась ширма, напротив которой был письменный стол, заваленный бумагами и стул, обычный деревянный стул с вырезанными на нем завитками напоминающими листья растения.
— Беда случилась… — Сказала мать, выдергивая меня из разглядывания ее новых покоев.
— Мне уже сообщили, да и колокола уже отзвенели, ты послала гонцов во все поселения Альбиониума?
Мать озадаченно на меня уставилась, по ее лицу мне казалась, что сейчас она решает говорить мне или не стоит.
— Айдария… Она… — Начала говорить, запинаясь, словно она на мгновения забывала родной язык.
Сердце пронзило болью, и вдруг я испытал страх, я испугался не возможного соперничества, а то, что с ней могло что-то случиться.
— Что с ней? — Сдавленно спросил я и почувствовал покалывания в носу из-за чего на глаза стали выступать слезы. Казалось, что в ожидании ответа от матери, прошла целая вечность.
— Ее захватили темсущи, она просит тебя принять наследие Кагана прямо сейчас, не взирая на все наши традиции и спасти ее..
— Как она у них оказалась? — Выкрикнул я, высвобождая свой гнев. — Данис мне клялся, что скорее умрет, чем допустит даже намека на угрозу ее безопасности.
— Данис предал нас, наследия воеводы прервано… Его отец один из старейшин, нам не убрать его от наших воинов, да и его голос среди старейшин весьма силен…
Я приблизился к матери, обойдя кресло, я встал на колени и заглянул в ее глаза. Они были полны тревоги или даже отчаянья, но меня все равно распирала злость, что над моей сестрой нависла угроза, а она думает о старейшинах и о их неугасимой власти над предводителем. Я поднялся и взволнованно зашагал по комнате, эмоции пронеслись бурею внутри меня и сейчас, только сейчас я осознал горечь потери отца, я почувствовал себя напуганным маленьким мальчишкой.
— Я поеду в земли Ярчая с Воинами и договорюсь о мире … Я… Я всегда хотел прекратить этот порочный круг преследования темсущи.
Мать поднялась и посмотрела на меня как на чужака.
— Что ты такое мелишь! — Вскрикнула она, — мир с людьми, которые считаются омерзением для наших богов, мир с детьми Темреса в коих наша погибель…
— Если ты думаешь, что я брошу там Айдарию, то ты ошибаешься… Я и так у нее слишком многое отнял. Не хочу быть причастным еще и к ее гибели… Я сделаю все возможное, чтобы спасти ее.