В ирландских Законах фиана не только упоминается как почитаемое сообщество, но и
признается особым институтом, необходимым для обеспечения благополучия всего
народа. По свидетельству Дж Китинга, писавшего в XVII в., в период от Самайна до
Бельтана фении квартировали в домах ирландцев, тогда как в летнее время они жили в
лесу, занимались охотой и сами обеспечивали себя всем необходимым. И летом, и зимой
основной их задачей оставалась охрана границ. Известно также, что ни одна девушка не
могла выйти замуж до тех пор, пока не была предложена воинам фианы. Последнее
невольно заставляет вспомнить об аналогичной «плате», которая позднее практиковалась
в крестьянских общинах, нанимавших для собственной безопасности группы неженатых
молодых людей, обеспечивающих покой и сохранность стад и урожая. В английской
традиции ближайшая параллель — цикл сказаний о Робин Гуде.
В одной повести рассказывается о том, что у верховного короля Ирландии Ферадаха
Фехтнаха было два сына, Туатал и Фиаха. После смерти Ферадаха сыновья поделили всю
Ирландию между собой — все богатства страны, сокровища, крепости, замки и скот
взял себе один брат, друюму же достались ее утесы и холмы, устья ее рек, выгоны и
пастбища, плоды ее морей, ее лососи, ее охотничьи угодья. Когда потом рассказ об этом
разделе услышали знатные люди христианской Ирландии, все они шумно запротестовали,
потому что им такой раздел показался несправедливым. Тогда Ойсин сын Финна спросил
их, какую бы половину предпочли они сами. «Ну конечно, ее добро, ее палаты, ее дома,
ее замки и крепости» — ответили они. «Что же, — сказал тогда Кайльте, один из
предводителей фианы, — та половина, которую вы выбрали, безусловно, худшая». И
как повествуется далее уже в стихах, старший брат, Туатал, становится верховным
королем Ирландии, тогда как младший, Фиаха, навеки связывает свою судьбу с фианой.
Он выбирает себе «реки, пустоши, луга, леса, обрывы и устья рек», но все это не
мешает ему наследовать королевство после смерти брата. Видимо, статус фения был
весьма удобен для тех, кто в силу обстоятельств рождения не имел права наследовать
земельную недвижимость, скот и трон иными словами — для младших братьев.
Описанный выше раздел страны между двумя братьями разительно напоминает раздел
Ирландии между сыновьями Миля и Племенами богини Дану, согласно которому
последние получили в свое владение подземную, или скрытую, часть страны. В цикле
повестей о фиане говорится, в частности, и о том, что св. Патрик сослал Племена
богини Лану «на вершины холмов и скал». В этом пункте и сами фении оказываются как
бы примыкающими к Туата, сидам и фоморам, поскольку их жилища обычно
располагаются в районах, внешних по отношению к обжитому пространству. Поэтому
сам институт фианы также изображается как относящийся к минувшим дням, к
дохристианскому прошлому Ирландии, а само название их воинства ассоциируется с
названием воинства фоморов (sithchuire). О фениях говорится, что матерями их были
женщины из Племен богини Дану, и противники их подобным же образом оказываются
обитателями сидов. В одной повести, датируемой VIII в, Финн выслеживает вора,
регулярно кравшего у фениев пищу. Он преследует его и видит, как тот скрывается в сиде.
Финн пытается удержать его, наносит смертельный удар, но двери захлопываются,
прищемив Финну большой палец. Вытащив палец из щели, он сует его в рот, чтобы
облегчить боль, и в эту минуту понимает, что имя вора — Кулдуб («черноволосый»).
Чудесное озарение, которое нисходит на Финна в результате жевания или сосания пальца,
описано и в других повестях этого цикла. В некоторых других ранних текстах, как
показано Т. О'Рахилли и Дж. Мерфи, имя или жизненные обстоятельства противника
Финна позволяют предположить в нем сверхъестественного «сжигателя». Достаточно
упомянуть Фотада, который имел также имена «Единый бог», «Сильный бог»,
«Чудесный бог», «Красный» (Дерг) и прыгал через горящий очаг, и Айлена Мак Мидну,
который, изрыгая изо рта огонь, на каждый Самайн поджигал Тару Айлен, подобно
Кулдубу, был убит в тот момент, когда входил в сид. Известно также, что Финн изгнал
из сида Алму своего деда по матери, Тадга сына Нуаду, на котором лежала часть вины за