желания слушающих эти стихи будут исполнены, и все просьбы их будут услышаны».
Другая повесть сходным образом заканчивается обещанием разнообразных наград на этой
земле и вступления в небесное царство Индры после смерти. Сакральное воздействие
подобных повестей проявляется и в самый момент их исполнения. Так, в одном
народном рассказе, записанном в Голуэе, говорится, что дьяволу никак не удавалось
проникнуть в один дом, потому что там исполнялись сказания о фиане. Точно так же
индийские «Двадцать пять рассказов Веталы» заканчиваются уверением духа в том, что
«ни один злой дух или демон не будет иметь никакой власти там и тогда, где и когда
рассказывают эти повести. И тот, кто с усердием исполнит хотя бы одну из них,
избавится от всех своих грехов».
Если задаться вопросом, какого же рода историям приписывалась подобная
сверхъестественная сила, то оказывается, что, как правило, это повести о приключениях
героев, о добрых и злых чарах, о королях и королевах, о великанах людоедах, чудовищах
и волшебниках, о животных, которые говорят и действуют как люди, о путешествиях в
Иной мир, над которым не властно время, будь то за морем или на дне озера, о
призраках и духах, о пророчествах и человеческой судьбе, о добывании волшебной
посуды и оружия и о прочих чудесах. Таково примерно содержание повестей, бытующих
в народной среде, традиционная культура которой не испорчена изучением современной
истории и современной науки; при этом необходимо отметить, что темы и мотивы
традиционных повестей зачастую удивительно близки друг другу. Сама по себе эта
однородность материала представляет большую загадку для человека, живущего
современностью. Что же в этом фантастическом наследии незапамятных времен по сей
день вызывает у людей любовь и интерес?
Порой эта проблема оборачивается весьма драматической коллизией: пример тому —
резкий контраст в отношении к традиционной словесной культуре у двух следующих друг
за другом поколений. Рассказчики прежних времен сами жили в мире своих
удивительных повестей. Гектор Маклейн в 1860 г. отмечал, что приключения Оссиана,
например, казались рассказчикам из Барры и их слушателям такими же правдивыми и
реальными, как недавние подвиги британской армии — читателям газет. Даже в наши
дни проф. Деларжи рассказывает об искреннем ужасе, охватившем народного сказителя
из графства Керри, когда кто-то из слушателей усомнился в правдивости его рассказа о
возвращении Ойсина из Страны Вечной Юности и предположил, что Ойсина вообще не
было на свете. В древние времена чуду всегда находилось место, но с распространением
начального образования, прелестей цивилизации и тех внешних материальных благ,
которые принято называть чертами прогресса, древние чудеса быстро уходят в область
суеверий. Они не вписываются в рамки нашей новой веры в исторический и научный
опыт, а поскольку наш кругозор оказался в шорах этого нового Weltanschauung, то бишь
мировоззрения, старинные повести уже не могут соперничать с пространными
излияниями нынешних новеллистов.
То, что еще встречается в Ирландии или на островах, — лишь осколки старой традиции.
Там, как и всюду, народные сказания скоро будут считаться подходящими лишь для
детских книг, а со всем детским человек расстается по мере того, как вырастает в
«образованного» члена современного общества. С грустью пишет об этом проф.
Деларжи:
«Когда Шон О'Коналл был молод, народные рассказчики пользовались повсюду огромной
популярностью, но с годами их истории стали слушать уже не так охотно, как раньше.
Наконец настало время, когда ему лишь изредка удавалось блеснуть своим искусством
перед публикой. А в итоге, чтобы совсем не утратить мастерства, он стал рассказывать
их вслух самому себе, когда, как он думал, рядом никого не было, при этом он
сопровождал свой рассказ положенной жестикуляцией и выразительностью — словом,
использовал все традиционные приемы устного рассказа, как если бы выступал перед
многочисленной аудиторией, собравшейся у очага. Его сын Пэтс как-то говорил мне, что
ему случалось заставать отца за рассказыванием историй безответной каменной стене,