Ливень продолжался больше суток. За это время умер еще один человек, так и не придя в сознание. Маг Жизни сразу отказалась тратить на него Силу – обломки его черепа глубоко вошли в голову, сквозь кровавую кашу волос были хорошо видны белые мозги. То, что он жил – лишь нежелание всех его добить. Если Синька сказала, что это «дохлый номер», то так оно и было. Еще бы кто знал, что значат эти ее слова, сказанные на незнакомом языке. Наверное, какой-то магическо-лечебный термин.
Но маг, хоть и была очень молода, и детская припухлость еще не сошла с ее лица и фигуры, была очень искусна. Люди, которые с отчаянием примеряли на себя долю калеки, с удивлением рассматривали свои ожившие руки, осторожно наступали на перебитые ноги. Многие бросались в ноги мага, прямо в грязную жижу, ловили подол ее грязного платья. Но девушка сильно ругалась на это. И плакала. А ее зверообразный брат очень злился. Все это видели. Каждый решил, что не стоит расстраивать эту прекрасную девушку, злить этих нервных циркачей, которые теперь постоянно торчали около девушки, но попробуй, сделай все по уму, когда твоя нога ожила! Люди впадали в полное помрачение сознания, опять падали на колени.
Хотя ливень и закончился, хотя и надо было быстрее уйти от этого места как можно дальше, тронуться с места они не могли. Кругом вода стояла болотом, и в этой жидкой грязевой каше не то что повозки, а и люди, пешком, завязнут.
Маг воздуха не стал тратить Силу, чтобы избавить их от потоков воды, но, как только ливень стих, стал магичить, выводя сложные построения руками и напевая заклинания на магическом языке, высушив землю в лагере, одежду всех людей, просушив повозки и припасы.
Зуб, все еще сверкая осколками зубов, шепелявя, но уже не хромая и вполне себе крутя корпусом (по личному приказу командира боеспособное состояние сначала было возвращено самым лучшим бойцам, лишь потом – остальным), стал проводить занятия с ополченцами, вбивая в них приемы защиты щитом и выпады копьем. Вот теперь все ходячие мужчины и занимались этим, учили нехитрые, начальные приемы боя, разбившись на пары. Один бил копьем, другой отбивал щитом. Крестоносцы матерились, пытаясь вылепить из ремесленников и приказчиков – бойцов.
Женщины занимались пропитанием всего лагеря и починкой одежды, полотнищ сводов повозок и навесов, дети следили за огнем и конями.
Командир все это время сидел мрачнее грозового неба, плывущего над их головами, лишь изредка отдавая распоряжения своим помощникам. Когда ветер разогнал тучи и проглянуло светило, прошла и хандра у командира. Он подозвал Зуба, коротко переговорил со старшиной крестоносцев и воеводой всего отряда. Зуб пошел к повозкам, позвал Корня и принес четыре учебных меча.
– Ты обоерукий, – сказал командир, передавая мечи циркачу, – драться мечами намного лучше, чем подручными средствами. Работаем!
И они зазвенели утяжеленными, но не заточенными мечами. Все остальные нет-нет, да и поглядывали на этот поединок. В конце концов, наставники остановили все учебные поединки во избежание травм – глаза учеников следили не за своим оружием, а за мечами командира и циркача. Люди стекались к кругу сражавшихся, с восхищением наблюдая этот бой. Командир был настоящим Мастером Клинка. Его бой – как танец, был красив, грациозен и точен. Но и Корень был очень ловок и вынослив. Скорость боя возрастала с каждым ударом. Мечи порхали, как крылья мух, бойцы кружились на пяточке земли, как жернова мельницы, их движения уже стали сливаться в протяжные и едва различимые полосы. Удары мечами сливались, клинков уже не было видно глазом. Только удары и звон. Таких скоростей ополченцы не видели никогда.
Бой остановил Гадкий Утенок – резко закончив схватку, разорвав дистанцию с Корнем, он склонился в знаке уважения.
– Молодец, – сказал командир. – Тренируйся с мечами, а не с цирковыми приспособами. Ты теперь – воевода. Мой подручный. Ты – воин. Не подведи меня. Не дай себя убить. Не дай убить мага Жизни.
Корень склонился в поклоне спине уходящего Гадкого Утенка.
На целых полчаса жизнь лагеря потонула в пересудах. Люди кучковались группами, очень живо обсуждая увиденное. Крестоносцы стояли плотным кольцом. В центре – Зуб.
– Я подозревал, что командир прошел подготовку Паладина, а такие скорости доступны только им, но как такой накал выдержал циркач? – удивлялся Зуб.
– Сбитый, ты бы узнал у сестры циркача, когда до твоих зубов очередь дойдет, не полукровка ли ее братец? – просипел один крестоносец, потирая разбитое горло. В последнем бою убитый им Бродяга мертвой хваткой вцепился в горло, раздавил ему кадык. Если бы не Матери Милосердия, так и помер бы, задохнувшись. Наемник выжил, но говорить ему было очень сложно. А к Синьке он все не решался подходить, видя, как она загружена.