Сознание постепенно покидало Гамильтона. В ноздри бил запах пыли, застарелой плесени и грязи. С трудом подняв голову, он увидел только камни и черные ботинки. Вдруг ботинки зашевелились, и сквозь предсмертные вздохи Гамильтон услышал выстрелы из крупнокалиберного оружия. Ботинки заплясали, а затем волшебным образом куда-то улетели, и Бен зажмурился от полетевшей с них грязи. Послышались чертыхания. Гамильтон снова открыл глаза, приподнялся и уперся лицом в осклабившийся череп. Заморгал, прогоняя наваждение, однако череп никуда не делся. Его окружал какой-то прозрачный шар – вроде бы шлем. Юноша силился понять, что же это такое, когда перед ним возникло лицо Гаррисона Ли. От швов не осталось и следа, из открытых ран обильно лилась кровь.
– Вас нужно доставить к врачу, – еле слышно произнес Бен. Ли пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать слова.
– Жить буду.
– Простите, я облажался, – прошептал Бен.
– Нет, ты все сделал как надо. Вспомнил, чему тебя учили, помог поймать вражеского агента. Я горжусь тобой, парень.
Бен хотел было вскинуть подбородок, но голова не слушалась. Гамильтон попытался сосредоточиться на расплывающемся лице полковника.
– Кажется, я прокусил язык… – Слова куда-то ушли, и свет померк.
Гаррисон Ли аккуратно уложил тело юноши рядом со странными останками и еще более странными камнями, которые раскопали немцы. Откуда-то слева послышались стоны и вздохи генерала Гётца. Даже не оглядываясь на недобитого фрица, Ли поднял «кольт» и выпустил в него оставшиеся патроны. Затем его собственные раны все же дали о себе знать, и полковник медленно опустился рядом с Беном, а заодно и с самой важной археологической находкой в истории человечества. Раны полностью раскрылись, из них хлынула кровь, а Ли, проваливаясь в пустоту, единственным глазом все разглядывал странную маркировку на ящиках…
Из дальнего угла высунулся секретарь, приписанный к эквадорской дивизии, и с застывшим на лице выражением ужаса начал выбираться из вагона. Тогда еще юный Йосс Цинссер стал одним из последних свидетелей того, что раскопали в Эквадоре.
Операция «Колумб» была остановлена на железной дороге, ведущей из Кито, но не завершена. Скоро находка, принадлежащая всему человечеству, вновь будет спрятана, на этот раз за сталью и бетоном.
Женщина сидела в палате на том же самом стуле, на котором провела последние два с небольшим месяца. Она то читала книги, то смотрела, как мерно вздымается и опускается грудь лежавшего на койке пациента. Теперь он дышал сам, без пластиковой кислородной маски, раны почти затянулись, а лицо порозовело. Гостья терпеливо наблюдала, как Гаррисон Ли медленно восстанавливается после обильной потери крови, перенесенной им на задании в Южной Америке. Шли дни, а она все ждала.
Женщина была молода, ее темно-коричневые волосы обычно были собраны в пучок под широкополой шляпкой. Два месяца она носила одни черные платья. За это время ни разу не вставала, не подходила и не прикасалась к Ли – только смотрела. Теперь траурные наряды сменились аккуратными, чистыми, целомудренными юбками.
Откуда-то донеслись взрывы фейерверков. Вся страна отмечала День независимости, а гостья – шестидесятый день пребывания в госпитале. Она сидела, опустив глаза на свои маленькие, изящные ладони, и вдруг услышала что-то сквозь салют. Полковник Ли заворочался под одеялом. Сначала он дернул головой влево, потом медленно повернул ее вправо. Вся правая половина лица и лоб были перебинтованы. Всего месяц назад врачи совладали с инфекцией, и кровь перестала сочиться сквозь повязку. Теперь бинты были чистыми и сухими. Ли моргнул единственным зрячим глазом. Было видно, что ему тяжело сосредоточиться после такого долгого сна. Женщина встала, медленно подошла к кровати и, прикоснувшись ладонью к щеке Гаррисона, улыбнулась.
Когда Ли, наконец, разглядел гостью, ее улыбка показалась ему грустной. Он попытался вспомнить, где раньше видел эти прекрасные черты. Они определенно уже встречались. Сглотнув, Гаррисон хотел было заговорить, но вышел только хрип. Женщина взяла со столика стакан с водой и протянула раненому соломинку. Гаррисон дважды жадно присосался к ней и откинул голову на подушки. Гостья снова коснулась его щеки.