— Вот здесь, — он указал на кружок недалеко от реки, — Джумалинские ключи, есть домики для проживания, дорога нормальная, но связь есть. Как я понял, вам не подходит. Дальше горы и граница. Была ещё пара троп для контрабандистов, но их перекрыли контролируемыми обвалами. Советую начать с них, там схроны старые каменные остались с царских времён, — погранец указал на крестики довольно далеко расположенные друг от друга. — Не знаю, где ещё здесь человека можно спрятать без риска для жизни, а с риском — любая впадина, любой склон или расщелина подойдут. Монгольских коллег мы предупредили о проведении горноспасательной операции, так что настоятельно прошу почём зря не шмалять из всех калибров, а решать вопросы тихо и желательно в пределах границ Российской Федерации.
Хаардаах стоял посреди бесцветных просторов круглой как блюдце Чуйской степи, обрамлённой заснеженными горными хребтами. Рядом с ним возвышалась груда камней, по недоразумению причисленных людьми к древним мегалитическим комплексам человеческой истории. Вот только людьми здесь даже не пахло. Идеально ровный круг диаметром шестьдесят метров с точностью до градуса соответствовал сторонам света. А в центре чувствовался такой источник силы, что у взрослого ирбиса ноги подкашивались и мутилось сознание.
После лесов родной Сибири голые степи, просматриваемые на десятки километров, вызывали безотчётные опасения. Посреди открытого пространства Хаард чувствовал себя неуютно, словно на прицеле. Выполняя требование матери, ирбиса оставили в одиночестве. Беспрерывную трансляцию с места событий обеспечивали несколько квадрокоптеров. Чтобы успеть прийти на помощь, по версии Баабыра, или предотвратить побег, как, вероятнее всего, подумал Бэрил.
За Хаардаахом наблюдали не только новоприобретённые родственники, но и мать. Это выяснилось, едва Хаард переступил границу каменного круга. На телефоне высветилось:
«С возвращением, сынок! Встань в центр сооружения и пусти себе кровь. Не давай ране затянуться. Мы с Баламат скоро будем. Нас ждёт дом».
Инструкции походили на бред сумасшедшего, но раз обещал всеми доступными способами содействовать, нужно соответствовать. Скинув куртку, ирбис уселся на неё, закатал один рукав и вспорол когтями вену на левом предплечье. Кровь сначала несмело, а затем всё более активно стекала по руке в землю, умывая изморозь на пожухлой траве, смачивая комья замёрзшего каменистого грунта, окрашивая рубиновыми пятнами степную ржавчину. Над головой сияло ярчайшее солнце, обрамлённое золотой короной. Бездонное небо захватывало дух. Ни единого облачка, лишь бескрайняя синева и пар от дыхания, вырывающийся облачками изо рта.
Едва рана начинала затягиваться, Хаард вскрывал свежие шрамы и продолжал любоваться небом, что так сейчас напоминало цвет глаз матери. Небесно-голубые, добрые, лучащиеся добром, они так не походили на серебряную сталь, сверкающую нынче в глазах Ады Рейс. После рождения сестры женщину как будто подменили. Синеглазая Ада ни за что в жизни не приказала бы убивать, интриговать, лгать. Вместе с цветом глаз исчезла любящая жена и мать, уступая место прагматичной и дальновидной стерве. В подселение душ Хаардаах не верил, а вот в психиатрические диагнозы вполне. Взялась же откуда-то у матери новая личность, полностью заменив старую.
Мысли путались, наслаивались одна на другую, ускользая от кажущейся близко разгадки. Веки отяжелели, требуя расслабиться и уснуть. Усталость навалилась на плечи, гранитной плитой прибивая к земле. Хаард сам не заметил, как откинулся назад, но не повалился на траву, а опёрся о нечто массивное. Уже теряя сознание, он услышал:
«Добро пожаловать домой, потомок северных барсов!»
Глава 23
Блондинка молчала, но просто-таки светилась от радости, закидывая в очаг сухое горючее и несколько брикетов древесного угля. Чиркнули спички, пламя неровными тенями заплясало на стенах каменного мешка, озаряя нашу темницу. Наблюдая за действиями похитительницы, я всё никак не могла понять, что меня зацепило в её словах. Кроме потока оскорблений, было ещё что-то.
Оборотница разогревала в котелке горячее питьё. К запаху дыма примешались нотки хвои и сухих трав. Вынув из рюкзака спальник, наша надзирательница свернула его в тюк и уселась сверху, придвинувшись к огню.
«Выбраковка». Так никто из оборотней не выражался. Хааннаахи делили всех на людей и оборотней. У них не было такого понятия. Только Рогнеда так говорила. Что из этого следовало? Могла ли блондинка быть не той, за кого её принимают? Могла ли быть из того же времени, что и Рогнеда? С учётом всего происходящего я уже не удивилась бы и этому. Оставался выбор, попытаться выведать больше информации с риском для жизни или покорно молчать в тряпочку. Выбор сделали за меня.