– А это твоя собака? – спросила я, указывая на фотографию.
– Да.
– Как его зовут?
– Гомер. (прим. Перев. – Homer – Гомер и homer – нуждающийся в доме)
– Гомер? – переспросила я. – Ты назвал его в честь греческого писателя, который создал «Илиаду»?
Алекс запрокинул голову и громко захохотал:
– Агась, а кота он назвал Шекспиром.
Я заметила, что шея кузена покрылась красными пятнами.
– Не совсем,- сказал Мэтт. – Когда я его нашёл, он был такой голодный и несчастный, в общем выглядел так, что ему был срочно нужен дом. Поэтому я так его назвал2.
У меня снова защемило в сердце. Я аккуратно взяла с полки фотографию и изучила её. На меня нахлынули воспоминания о том, что в старшей школе и у меня был особенный кот, который знал все мои секреты и печали. Полагаю, что у этой собаки была такая же роль, тем более кузен единственный ребёнок в семье, а его родители постоянно ругаются.
– Здесь слишком много разговоров, не похоже, что вы тут занимаетесь.
Мы все дружно обернулись на дверь, у которой стояла бабушка.
– Вы, видимо, не так много слышали, – сказал ей Алекс. – Мы тут Гомера обсуждали, между прочим.
– Допустим это так, но ведь всё равно не учились, – ответила Хелена.
– Точно помню, ещё обсуждали Шекспира, – добавил друг Мэтта.
– Оставь эти свои фразочки для подружек, Алекс.
Но, что меня поразило, так это то, что она улыбается.
Парень ухмыльнулся:
– Мой отец просил вам передать, что до сих пор надеется, что вы передумаете и согласитесь дать интервью в его рубрику «Истории Западного Побережья».
– Твой отец может продолжать надеяться до «Судного Дня»3, но тогда всем уже будет не до этого.
Алекс вновь засмеялся:
– Он хочет, чтобы один из профессоров его отделения посмотрел на старую мельницу.
– Не понимаю, почему твой отец не представляет меня, как ворчливую старую женщину, у которой нет значит нет.
– Всё дело в газетах, – ответил парень. – Вы единственный человек в городе, кто читает так же много журналов и газет, как и он. Не важно, что я говорю о вас, он убеждён, что всё не так уж плохо.
Бабушка аж расцвела, и я поняла, что ей нравятся эти поддразнивания. В какой-то степени мы с ней похожи: всегда готовы к диалогу, в котором отдаём себя и принимаем реплики оппонента. Единственное исключение – это я, со мной она не любит общаться с юмором.
– Пора работать, – сказала Хелена жеманным голосом, как у девушки, которая решила, что она флиртует уже слишком долго.
– Хочу слышать, как вы занимаетесь, – сказала она, выходя из комнаты.
Мэтт разложил несколько блокнотов на столе.
– Голден Ретриверы такие огромные, – заметила я, снова поглядывая на фотографию в своей руке. – Как долго у тебя был Гомер?
– 2 года.
– А что случилось?
– Когда пришло время переезжать, мама не разрешила его взять.
Получается, сначала они развелись, а потом ещё и лишили его лучшего друга?
– Это ужасно, ведь он был твоей собакой…
– Не важно, – ответил кузен, дёрнул плечом.
– Обманщик, – тихо сказала я.
Я заметила короткую вспышку эмоций в его глазах, когда он забирал снимок.
– Надо поставить его на место. – И он бережно поставил фотографию на законное место.
– Ну, спасибо, что разрешил воспользоваться компьютером.
– Конечно, – его голос звучал тише, чем обычно.
– Надеюсь, ещё свидимся, Меган, – сказал Алекс.
– Я тоже, – ответила, будучи уверенной, что мы больше не увидимся, во всяком случае, пока он с Мэттом.
– Когда уже включат отопление? – спросила я, грея руки под тёплой струёй воды, мечтая, чтобы тело согрелось, как и мои руки. Я прогулялась перед ужином и теперь не могла согреться уже долгое время. А холодная жареная курица и картофель не помогали согреться тем более.
– В ноябре, – ответил кузен. – Если повезёт. Этот дом слишком большой, а бабушка бережёт деньги.
Я не жаловалась. Не хотелось, чтобы они решили, что я девочка с солнечного юго-запада. Однако тёплых дней больше нет, мороз продирает до костей, когда температура меньше 15 градусов, так тут ещё и повышенная влажность.
Высушив руки, я поднялась в библиотеку к бабушке для вечернего чтения. Спустя ещё какое-то время к нам присоединился Мэтт, который пришёл с брёвнами.
– Что ты делаешь? – спросила Хелена.
– Развожу огонь.
Она внимательно посмотрела на него, а затем перевела взгляд на меня, сидящую в нескольких свитерах и укутанную в одеяло до ушей.
– Ты такой внимательный.
Из-за сарказма в её голосе я неохотно поблагодарила кузена перед ней. Более того, она сама сидела в толстом тёплом свитере, вдруг он это для неё старается.
Он всё делал методично, а ещё закатал рукава, и я могла любоваться его мускулистыми руками. Они были огромными и с длинными сильными пальцами, как у атлета. Я представила, какого это должно быть держать его за руку, а затем быстро подавила эти глупые мысли.
Он начал подкидывать новые бревна в очаг, а я постепенно переместилась поближе к теплу. Положив в огонь кусок газеты, мы наблюдали за небольшим выбросом дыма. Маленькие деревяшки успокаивающе потрескивали, а брёвна побольше выполняли свою основную работу.
Мэтт повернулся ко мне:
– Если ты продолжишь так вздыхать, то потушишь огонь.
Я прикрыла рот рукой, желая скрыть улыбку.
– Люблю костры, – сказала я.
– Смешно.
Наверное, звуки горящих брёвен сделали его голос нежнее.
Потом я заметила, что бабушка следит за нами с кислым взглядом, поэтому я быстро легла на живот и приступила к чтению газеты. Золотое сияние огня мерцало на бумаге, мне даже стало теплее.
Мэтт нашёл статьи о спорте и лёг на живот в шаге от меня. Не оглядываясь на бабушку, можно понять, что она будет недовольна, что мы читаем на полу, да ещё и лёжа. Сейчас, я наконец-то расслабилась, впервые за всё время, проведённое тут. Не успела заметить, как шрифт размазался, а голова стала неподъёмной.
Не знаю, сколько я проспала, возможно всего пару минут.
Звук трескающихся поленьев разбудил меня. Открыв глаза, я увидела, что Мэтт больше не читает, а его лицо было повёрнуто в мою сторону, его глаза, как тёмные угольки, разглядывали меня.
Не смотри туда, подумала я, отвернись, пока не поздно. Но я не смогла. Поэтому встретила его взгляд и уже не могла оторваться. Я почувствовала что-то нечто глубокое, такое секретное, моё сердце не могло это выразить, просто невероятно.
Когда бабушка кашлянула, мы с кузеном синхронно отвернулись друг от друга. Я поднялась на ноги и подошла к стулу, заметив, как Мэтт тыкнул палкой поленья в огне. А потом я заметила на полке книгу!
– Бабушка, посмотри, твоя Библия!
Она глянула на меня, потом на место, куда я указывала. Её рот открылся в изумлении. Хелена так неподвижно сидела на своём месте, будто не верила, что она видит её на самом деле. Я поднялась на носочки, чтобы взять Библию и вернуть. Когда она не взяла книгу из моих рук, я положила её на тумбочку.
– Кто из вас, злобных детишек, положил её туда? – возмутилась бабушка.
Мы с Мэттом посмотрели друг на друга.
– Никто, – ответила я.
– Лгунья!
Я сделала шаг назад, а кузен сделал серьёзное боевое лицо.
Хелена суматошно перелистывала страницы тяжёлой книги, а затем посмотрела на пустое место, где лежала книга.
Голубая бледность её глаз будто превращалась в белизну.
– Положи туда что-то, Мэтт, быстро! – взревела она.
Кузен положил туда несколько журналов и газет.
– Теперь всё хорошо?
Бабушкины руки ужасно тряслись.
– Я ищу «Коринфянам»4.
– Я могу как-то помочь?
– Ты, стой в стороне!
Я ретировалась на свой стул.
– Вот он, – сказала она и начала читать любимый отрывок Пола о великодушии, что является любовью, а что нет. Её голос дрожал, когда она читала, как всё, кроме любви исчезает. Мэтт стоял около бабушки с сосредоточенным лицом.