На памяти Дарка были еще те времена, когда морроны гибли как мухи, конечно же, не во время выполнения возложенной на их плечи миссии, а потом, в обыденной скучной жизни, которую старцы в телах молодых людей пытались разнообразить пьяными драками по кабакам и поиском безрассудных приключений. Теперь же молодые легионеры берегли себя, были осторожны и боязливы, избегали опасностей и не ввязывались в рискованные затеи. Мысль о случайной глупой смерти пугала их и заставляла просыпаться в холодном поту по ночам, в то время как Дарк и прочие «старики» смотрели на проблему ухода из жизни спокойно, с невозмутимостью и безразличием отшельников, постигших великое таинство бытия.
Самому ему уже доводилось умирать: один раз – будучи человеком, а два последующих – как моррону. Вопреки всем законам, по какой-то непостижимой прихоти коллективного разума он воскресал. Впервые это случилось через триста лет после выполнения им кодвусийской миссии, он очнулся в совершенно другом мире, в другой эпохе. Долго не мог освоиться, но был счастлив снова дышать, есть, пить и наслаждаться пением птиц. Кому-то из его собратьев так же повезло, а кому-то и нет, они ушли навсегда и безвозвратно, их имена навеки занесены в историю Клана, в почетную книгу Одиннадцатого Легиона. Однако радость от чудесного воскрешения была недолгой, вскоре его снова захлестнула обыденность жизни.
«Мой организм молод и не подвержен старению, хотя и страдает от обычных недугов, а вот душа уже того, поистрепалась… – иногда размышлял Дарк в минуты затишья между постоянными погонями, розысками преступников и перестрелками. – Жизнь для меня ничего не значит, а на зов разума может откликнуться и кто-нибудь другой». Не страх перед забвением, а непреклонный принцип солдата «Стоять до конца!» не позволял Аламезу сунуть ствол револьвера в рот и нажать на спасительный курок.
Цивилизация развивалась, население росло, а войны происходили все чаще и чаще, и почти каждая из них несла угрозу уничтожения всего человечества. Люди победили другие расы и теперь неустанно пожирали друг друга, как скорпионы в банке. Раньше междоусобные войны охватывали лишь несколько городков и пару десятков деревень, но начиная с восемнадцатого века каждый локальный конфликт мог перерасти в крупномасштабную бойню по всему Континенту. Клан постоянно рос, к концу прошлого века в рядах Легиона было уже более двух тысяч морронов: молодых, неопытных, но самонадеянных и наглых. Виной тому была политика Совета, пытавшегося бороться с новыми и новыми угрозами руками лишь нескольких закаленных в боях, проверенных бойцов, таких же «стариков», как Дарк.
«Сами виноваты, уподобились людям! Коль есть Клан, должен быть и Совет, чтобы, значит, было кому управлять природными процессами, как будто мир без нашей помощи не в состоянии разобраться, что к чему! – негодовал Дарк, стараясь не врезаться в вилявший впереди по дороге „Гепард“. – Вообразили о себе черт знает что, идиоты! Вон раньше все как просто было. Случилась беда – тут же появился новый моррон. Кто поблизости окажется, тот и помогает, и не больше! Не больно-то Мартин да Анри старались решать вопросы за меня. „Ты зов сильнее всех слышишь, вот и действуй, а мы так, на подхвате постоим“. А что теперь?! Как где беда случится, так сразу всем скопом на нее бросаемся, кто опытней, тот в бой и идет, а непосредственный „виновник торжества“ в сторонке стоит да удивленными глазищами хлопает, опыта, видишь ли, набирается…»
«Чем крупнее организация, тем больше в ней бардака и любителей прятаться за спинами других» – эта прописная истина мира людей, к сожалению, распространилась и на Клан морронов. Результаты были плачевны: трое молодых легионеров не смогли справиться с одним «стариком», впрочем, если бы соотношение было один к тридцати, то от этого, возможно, что-нибудь и изменилось бы. Когда-то малочисленный, но могущественный Клан разросся и ослабел, одряхлел до такой степени, что ему осмеливалась диктовать условия даже Ложа Вампиров.
Не прерывая ход печальных размышлений, моррон достал из нагрудного кармана куртки телефон, набрал код Альтрунсии, а затем номер знакомого, проверенного во многих сомнительных операциях и совместных аферах пилота. Долгие гудки в трубке сменились заспанным «алло» и непонятным, раздраженным кудахтаньем на языке северного народа находившейся в этот поздний час рядом со Свеном женщины.
– Свен, это ты? – спросил Дарк, переходя на общеконтинентальный язык.