– А мне нужно уладить свои дела, а потом уж благородно заниматься чужими проблемами! – резко поставил точки над «i» Дарк, начиная сердиться на настырную собеседницу, осмелившуюся встать между ним и спасительной чашкой кофе. – Через две недели в Мальфорне. Если такой нетерпеж, то отследите меня по маяку и догоняйте!
– Кто вы, куда направляетесь?! – донеслось напоследок, перед тем как Дарк прервал разговор.
– Лучше бы тебе не знать, милая, – прошептал беглец уже самому себе, аккуратно засовывая телефон обратно в сумку.
На часах было около девяти, до открытия дверей магазинов оставались считаные и самые трудные минуты. Около двух часов он продремал в пронизываемом сквозняками зале вокзала, то и дело просыпаясь от нового порыва холодного ветра, накидывающегося на него при очередном открытии входной двери, и от заботливого вмешательства полицейских, подозревающих в съежившемся на скамейке в обнимку с сумкой, продрогшем юноше без куртки потенциального нарушителя общественного спокойствия и нравственных устоев.
Противостоять чересчур ревностному отношению к службе блюстителей общественного порядка было несложно: удостоверения частного детектива сыскного агентства, известного на всем западном побережье континента, оказалось вполне достаточно, чтобы от Дарка, вежливо извинившись, отстали и оставили один на один с куда более сильным и безжалостным врагом – всемогущим холодом, пожирателем человеческой плоти.
«Какое свинское недотепство, халтура мироздания, наплевательское отношение к честным вершителям человеческих судеб! – негодовал Дарк, замерзая по вине мелких просчетов всесильного „коллективного разума“. – Ну, конечно, „разум“ интересует только конечный результат, только самое главное – выполнение морроном своей миссии, возможность быстро восстановить силы и залечить ранения, полученные в боях во славу человечества. До того же, что мы ощущаем в обычной жизни, когда не слышим зова, ему нет никакого дела. Видимо, всемогущим силам природы было лень отключить пару десятков ненужных рецепторов и избавить тем самым своих верных слуг от восприятия боли: обычной ломоты костей, повреждений кожного и мышечного покрова и т. д. и т. п. Человеку боль необходима, она сигнализирует организму о нарушении отдельных внутренних функций и агрессивном воздействии внешней среды, а моррону?! Ну, зачем, зачем мне знать, что зуб гниет от кариеса, что порезана рука, кровоточит ухо или выбит глаз, все равно, как только я услышу зов, функции сами по себе восстановятся, а поврежденные участки тела заживут», – философствовал Дарк, по-молодецки шустро пробегая несколько метров до заветной кафешки, где было все, чего так страждали его израненная несправедливостью мироздания душа и измученное неожиданным похолоданием до минус пяти, трясущееся от озноба тело.
В который раз злодейка-судьба поступала с ним своенравно и жестоко: он пережил несколько холодных зим в бескрайних восточных степях, мучился неизвестными заболеваниями в непроходимых джунглях, кочевал по Северному полюсу, выполняя возложенную на него Советом миссию, но никак не мог предположить, что будет страдать от холода не где-нибудь на Тальваре, а на юге Геркании, да еще при детской температуре минус пять градусов. Виной тому был не столько сырой морской климат с просвистывающими порывами дувших с виверийских гор ветров, сколько отсутствие верхней одежды – гарантии выживания человека в период зимних стуж.
Трясущаяся, словно у дряхлого старца, рука так и не смогла собрать рассыпавшиеся по полу монеты. Конечно, неимоверным усилием воли, направленным на контроль за двигательными функциями, можно было бы справиться и с этой сложной задачей, но природная лень и нежелание размениваться по мелочам взяли верх. Дарк оставил в покое закатившуюся под прилавок сдачу и полностью посвятил себя упоительному моменту первого глотка обжигающего гортань и нёбо кофе.
Испытанный веками метод согревания через желудок помог немного унять дрожь в конечностях и вернул голове способность соображать, позволил сконцентрироваться еще на чем-то, кроме омерзительных мыслей о последствиях охлаждения организма. Десятая за последние полчаса сигарета внесла в жизнь толику успокоения и погрузила моррона в воспоминания о безвозвратно потерянном комфорте теплого съемочного павильона.
Случайностей не бывает, есть только общепризнанные закономерности и неподвластные человеческому рассудку проявления законов природы. Как только он подумал о съемках, так тут же зазвонил телефон, а на дисплее высветились маленькие буквы, сложившиеся в имя нетерпеливого киногения.