Внезапно застывший, как статуя, Конрад совершил огромный прыжок и мгновенно сократил дистанцию вдвое. Едва заметное глазу, лезвие его меча проскользнуло снизу вверх, нанося мощный косой удар, нацеленный в пах и нижнюю часть живота противника. Большинство смельчаков, решившихся бросить вызов Конраду фон Хольцу, не успевали вовремя среагировать, и поединок заканчивался после первого же удара.
Манфред отскочил назад, развернулся в прыжке вполоборота и тут же нанес встречный удар в корпус, чуть ли не заставший Конрада врасплох. Рыцарь едва успел остановить инерционный полет массивного меча и направить лезвие полукругом к земле, в глубоком выпаде отводя в сторону прямой тычковый укол. Маневр удался, но тяжелые доспехи повлекли его назад. Конрад отступал, с трудом удерживая равновесие и едва успевая отбивать сыпавшиеся со всех сторон удары более юркого и неимоверно настырного противника.
Раздался раздражающий слух, скрежещущий треск налокотника, отлетела правая наплечная пластина, лопнул кожаный ремень наруча: так Манфред меткими ударами «раздевал» закованного в броню противника, стараясь добраться до цели – скрытых под толстым слоем железа и грудой тренированных мышц внутренних органов. Конрад тоже не оставался внакладе, порой ему удавалось сбить ритм быстрых атак и, отражая бесчисленные рубящие и колющие удары, наносить свои, более весомые из-за отсутствия на бароне доспехов.
Тонкая струйка крови с рассеченного лба текла по левому веку к переносице; горячие, липкие капли то и дело попадали в глаз, мешая видеть и отвлекая внимание; предательски ныла разрезанная острым кончиком меча грудная мышца, немели уставшие ноги. Но Манфред продолжал бой, тесня врага и выматывая его быстрыми передвижениями.
С начала схватки прошло уже десять минут, а противники до сих пор не сбавляли темп, их напряженные тела метались по поляне и порой в азарте боя залетали в самую гущу зазевавшихся зрителей. Толпа возбужденно галдела и рукоплескала при виде красивых комбинаций и выпадов, делались ставки, и разгорались ожесточенные споры, иногда сопровождаемые легкими дружескими тумаками и затрещинами, и лишь Данила не разделял всеобщего восторга от будоражащего кровь зрелища. Сердце солдата желало гибели Конрада, но разум охлаждал жажду вражеской крови. Если фон Хольц погибнет, то у дружины две дороги: или на плаху – или в разбойники, в лес.
Манфред был близок к победе: еще один решительный натиск, еще одна серия удачных ударов – и враг бы упал, подкошенный болью кровоточащих ран и тяжестью обременительных доспехов, уже не защищающих хозяина, а только сковывающих его движения. Поединок близился к концу, когда исход зависит не от брони, не от реакции или силы ударов, а лишь от того, сколько у бойцов осталось в запасе сил. Сделав весьма примитивный финт, Манфред развернулся вокруг своей оси и очутился всего в полуметре левее противника. Одно резкое движение, и острие меча вонзилось точно в прорезь наколенника. Конрад упал и выронил меч. Его рослое крепкое тело какое-то время покачивалось из стороны в сторону, балансировало, пытаясь удержать равновесие на коленях и не пасть ниц. Барон не был жесток, но никогда не останавливался на половине пути. Ударом меча в спину он повалил наземь израненного врага и завершил поединок.
У фон Хольца начались судороги: железные перчатки скребли землю и выдергивали с корнем траву, тело билось в конвульсиях, а изо рта вместе с брызгами крови вырывались хриплые гортанные звуки. Потом он затих.
Манфред отбросил уже бесполезный, да к тому же изрядно выщербленный в ходе схватки меч и под одобрительные крики лесовиков побрел к ближайшему дереву. Его не интересовало, что будет дальше, как сложится судьба: отпустит ли его со слугой Данила или вздернет на ближайшей ветке, тело барона требовало лишь одного: упоительного, продолжительного сна.
Неожиданно гомон стих, толпа попятилась назад, а лица дружинников стали бледнее савана, белее рыцарского плаща, кто-то даже стал молиться и взывать к лесным богам. Барон из последних сил развернулся и как вкопанный застыл на месте. Он не был испуган, он видел такое и раньше, но не ожидал столкнуться с подобным сегодня и здесь.
С зеленого ковра травы поднималась фигура в пропитанном кровью, уже красно-белом плаще. На одеждах ожившего мертвеца были отчетливо видны багровые следы еще кровоточащих, смертельных ран, лик покойника был бледен и лишь общими чертами напоминал человеческое лицо. Некоторое время Конрад стоял, пошатываясь и мотая головой из стороны в сторону, затем он нагнулся, подобрал меч и наконец-то открыл мутные, затуманенные глаза.
– Барон, продолжим! – с трудом выговорил еле стоящий на ногах мертвец и сделал несколько неуверенных шагов. – Эй, барон, я тебя не вижу, где ты?!
«Моррон, он тоже моррон, – пронеслось в голове испуганного Дарка, – теперь многое стало понятно, но, черт возьми, какая скорость заживления ран, такого я еще никогда не видел!»
В обычных условиях, когда моррон не слышит зова, а коллективный разум не ставит перед ним сверхзадач, легионеры ничем не отличаются от обычных смертных. Каждая серьезная рана может привести к плачевным последствиям, к смерти. Но даже те счастливчики, кому удалось пережить роковые удары стали, не могли вот так запросто подняться с пропитанной кровью травы. На полное восстановление у любого моррона ушло бы не менее десятка лет, а тут прошло всего две минуты – и Конрад вновь стоял на ногах, еще столько же – и он снова был бы готов вступить в бой. Состояние же Дарка оставляло желать лучшего. Силы моррона были на исходе, и при самом благоприятном стечении обстоятельств он не смог бы продержаться более десяти минут. А что потом?! Смерть или забвение на долгие годы, после которого необходимо начинать все заново. Воин знал: моррон Дарк Аламез, возможно, будет жить, а вот рыцарю Ордена Святого Заступника, барону Манфреду фон Херцштайну, сегодня придет конец.
Сомнения и колебания – чувства типичные для человека, но чуждые моррону. «Когда не знаешь, что делать, – действуй!» – гласила одна из основных заповедей клана бессмертных.
– Оружие, живо! – выкрикнул Дарк, поворачиваясь к толпе обомлевших и перепуганных насмерть солдат.
– Держи! – раздалось в ответ, и в воздухе просвистел одноручный клиновидный топор.
Ловко подхватив оружие на лету за шершавое деревянное топорище, Дарк кинулся в бой. В запасе у него было всего несколько секунд, потом к неприятелю снова вернутся силы.
«Главное – действовать быстро, сбить с ног, положить врага на землю и нанести максимальный урон: отрубить конечности, искромсать тело. Варварство, вандализм, чудовищное, отвратительное зверство, но только тогда будет хоть какой-то шанс уйти, убежать далеко-далеко, пока чертов Конрад не восстановит полностью свое тело! Сколько ему потребуется: день, два?!»
К сожалению, новоявленный моррон возвращался к жизни гораздо быстрее, чем предполагал Дарк. Он удачно отбил первую атаку и сам перешел в наступление. Скорость реакции и сила ударов были еще больше, чем прежде, «до смерти». И вот барон беспомощно лежал на земле и истекал кровью. Его отрубленная рука, валяющаяся неподалеку, все еще шевелила кистью с крепко зажатым в ней топорищем.
– Ну что, Манфред, – прошептал Конрад, опускаясь перед телом на колени и приставляя к горлу острое лезвие клинка, – вот мы и поменялись местами. Надо отдать тебе должное, хорошо маскируешься, сразу не признал. Только когда сцепились… – Конрад на секунду замолк, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, – тогда и понял, но отступать уже поздно было, прости!
– Как… как ты узнал? – произнесли белеющие от потери крови губы Дарка.
– Приемы: варканский крест, укус скорпиона, тамбуэро, – произнес Конрад и почему-то рассмеялся, – их теперь никто не знает, забыты, только моррон мог…
– Ясно, – прервал его Дарк, чувствуя, что теряет сознание, и закрыл глаза. – Все равно ты скотина, Конрад!
– Конт, всеми отвергнутый Неприкаянный Конт, – поправил умирающего Конрад, стирая с глаз выступившие от нервного напряжения слезы. – Держи последний подарок, моррон, надеюсь, наши пути больше не пересекутся!