Даэмас поднял руку, чтобы с помощью заклятия очистить легкие от воды, но Даэран перехватил его кисть и глухо произнес:
— Довольно магии на сегодня…
Эльф почтительно отвернулся, пока чернокнижник на четвереньках откашливался, попутно с судорогой прочищая заодно и желудок.
— Это ваше первое сражение против чародеев? — поинтересовался Зойт через спину.
— Против коллег — да, а вообще не первое. Как вы узнали?
— Очень просто. Нервная система должна привыкнуть к таким перегрузкам. Поэтому всех магов тошнит после первой колдовской схватки.
— Век живи, век учись, и все равно дураком помрешь… — успел заключить Даэмас перед следующим приступом рвоты.
Придя в себя, чернокнижник встал и побрел к башне, поскальзываясь на залитой водой земле, спотыкаясь о разорванные или скрючившиеся в агонии тела.
— Куда вы?
— Я должен…
— Понимаю, тогда поторопитесь. Ему не долго осталось, — посоветовал Зойт, выжимая свои длинные волосы.
У подножия ревностно оберегаемого обиталища лежал последний его защитник. Больше в ордене не осталось ни одного живого чародея…
Красные Башни осиротело смотрели на простирающиеся пустоши черными проемами стрельчатых окон. Вряд ли там когда-нибудь снова зажжется свеча над пюпитром, привлекая своим светом в ночи запоздалого путника. В лабораториях остановится время, покрыв столы с колбами и перегонными кубами пылью и паутиной. Суеверия магов не пустят туда новых обитателей. Потом, с годами, это место назовут проклятым, придумают туда беспокойных духов и много еще чего, что охранит обитель от вторжений, превратив ее в памятник некогда могущественного ордена. Возможно, тому станет главной причиной это последнее сражение, что неминуемо облетит ужасающей вестью весь Материк и острова, разом поубавив охоты даже у вездесущих «ловцов удачи» совать туда свой нос.
Даэмас обернулся — джарры робко приближались к месту побоища, в надежде найти чем поживиться… Что ж, они хотя бы зароют тела тех, от кого еще осталось что предать земле.
— Учитель, — позвал чернокнижник.
— Ты уцелел, дитя мое… как хорошо. А они?
— Они мертвы, но и ваши враги тоже. Не говорите, не тратьте больше сил. Возможно, я еще смогу вас спасти.
— Ты все такой же… Пойми, есть вещи, которые, даже если ты способен, лучше не совершать.
— Вы сможете жить дальше, мастер! Вы сможете…
— Снова собрать орден? Не смеши меня, Даэмас.
Чернокнижник приблизился к архимагу и опустился возле него на одно колено.
— Послушай меня… не говори. Потерпи, мне немного осталось, — старик сглотнул и шумно вдохнул.
Странно, в том как умирал от магического коллапса архимаг и как умирал от старости обычный человек не было никаких различий. Чернокнижник взял руку старика…
— Я же сказал нет!
Даэмас отпустил.
— Ты видел всё… Расскажешь потом, что мы, маги огня, единственные из всех орденов не отдали свои святыни на поругание без борьбы. Заклинаю тебя, не забудь моей просьбы.
— Но вы погибли. Все до единого! А прочие из орденов выжили и…
— И влачат жалкое существования с клеймом ретроградов.
Архимаг кашлянул и сплюнул кровавую слюну. Затем, склонился к чернокнижнику и шепотом произнес:
— ОН еще там… и будет там до полуночи. А потом, душа огня навсегда покинет стены Красных Башен вместе с ним. Понимаешь? Поэтому мы были здесь. Но ты, мой ученик, достоин того, чтобы задать ему свои вопросы. Спрашивай для себя, а не для снобов из шаргардской гильдии или зазнаек из Форпата.
— Спасибо, мастер. Мне очень жаль, что мои знания достаются мне такой ценой.
— Не унижай падших своей жалостью, — старик закашлялся и с глухим хрипом добавил, — Все в этом мире, возможно, и зависит от неумолимой судьбы, злого рока, нежданной удачи… но наша честь зависит только от нас…
Зойт подошел к чернокнижнику и встал рядом, почтительно склонив голову над телом последнего из магов ордена Огня.
Нам времечко выпало то еще
И что еще будет — бог весть
Одно у души есть сокровище -
Оно называется «Честь»
Возможны и трубы победные
И деньги отдать до гроша
Но с честью до вздоха последнего
Не может расстаться душа!
Эрнотон устроился подле коек, положив аркебузу на плечо. Его наставник, Матиас, усталый от целого дня сборов, мирно посапывал рядом, положив руку под голову. Кроме них на борту феларского корабля, отчалившего из Тределя, оказалось на удивление мало пассажиров, хотя, казалось бы, обострение дипломатических отношений Материка и острова Палец Демона должны были способствовать скорейшему возвращению не только шпионов канцелярии и торговых агентов купеческих гильдий, но в первую очередь служащих дипломатического корпуса, а также простых путешественниках. Однако, те немногие койки, что оказались заняты, были скуплены как раз теми, кому полагалось уносить ноги последними, особенно если запахло жареным: шпионами и торговыми агентами.
Юноша мог превосходно отличать и выделять таковых, опознавая кого по походке, кого по взгляду, а, если удавалось подслушать разговор, то и по особенностям речи. Эрнотону решительно повезло с таким наставником, как Матиас, и это во времена, когда службы рыцарей плаща и кинжала захирели даже под самыми «большими и волосатыми» лапами мирских владык. Кстати, значение употребленных в подобном контексте эпитетов юноша понимал с трудом, однако не спрашивал Матиаса о смысле, так как старый шпион, как правило, использовал подобные словечки, когда был в запале или скверном расположении духа… Ну ладно еще «большие». Возможно, размер руки как-то говорил о мужественности обладателя и его силе, но почему «волосатые» Эрнотон не понимал. Тем паче, что после эпохи Сокрушения Идолов по словам того же Матиаса «чего-то стоят» только ларонийские сыскари, а их император не обладал ни первым, ни вторым признаком «лапы» мирского владыки, не говоря уже о том, что обликом своим напоминал нечто среднее между мужчиной и женщиной.
Совсем не хотелось спать.
Еще раз проверив аркебузу и еще раз убедившись в ее готовности к защите спокойного сна наставника, Эрнотон вжался в угол, глядя через мутное стекло на пламя свечи корабельного фонаря.
Непонятное возбуждение не покидало юношу вот уже два дня, с тех пор, как отчалил корабль с убийцами драконов. Матиас по случаю даже пропустил стаканчик вина, хотя не позволял себе и капли все то время, что они ожидали прибытия Тарда и его людей на остров, а также блюл трезвость во всем круговороте событий после прибытия в порт громадины феларской гильдии магов…
Разве он, Эрнотон, плохо держался тогда, когда люди в масках пытались ворваться в дом сильванийского купца? Его рука не дрогнула, и ни единой пули не пропало даром! Да, несколько дней с ним что-то происходило, что именно — он плохо помнил. Но ведь Матиас предупреждал обо всем: о том, что после первого «раза» может пропасть аппетит, появится безразличие ко всему и, возможно, надолго… Но он так старался, чтобы побыстрее преодолеть серую тень, что накрыла неожиданно все краски жизни вокруг. Ему удалось. Через день или около того, он уже шел с наставником к причалу, пробираясь по закоулкам.
Утром какой-то незнакомец постучался в двери лачуги, где они обретались, после того, как покинули дом эльфийского купца, по дочери которого, надо признать, Эрнотон тосковал и сейчас. Незнакомец переговорил с Матиасом, и юноше запомнилось, как два шпиона в конце со смехом игрались с главным словом всего разговора — подстраховать, превращая его в существительное, и даже, своего рода, обращение друг к другу. Намечалось что-то важное и Эрнотон не ошибся, как всегда уловив суть диалога, чему его и учил наставник. Какой великолепный выстрел прогремел на причале, когда какой-то воитель-маньяк набросился на красноволосого убийцу драконов, что поднимался по трапу на корабль одним из последних. Четко в верхнюю часть левого плеча со спины, чтобы опрокинуть, но не убить! Превосходный выстрел!
Эрнотону не удавались такие «красавцы» уже очень давно, с тех пор, когда он бил в мишень на заднем дворе шаргардских казарм! В общей сумятице они без труда ушли с позиции и вечером того же дня сели на корабль и, с чувством исполненного долга, покинули треклятый остров. Все удалось как нельзя лучше и, как говаривал Матиас, шито-крыто. Но… Скупая похвала, грустные глаза и стаканчик вина — вот все, что увидел Эрнотон от своего старого наставника. Матиас, конечно, похвалил, потрепал по волосам, но как-то не так, как год назад на стрельбище. Не столь бодро что ли… наверное, теплее прозвучали слова похвалы чем обычно, но почему-то с потаенной глубоко-глубоко грустью и каким-то нелепым после сказанного, но очень тяжким вздохом.