— Но каким образом? По-твоему, мой сон отразил то, что кто-то реально пережил в Арсе семьсот лет назад?
— Да, именно так.
Я смотрела в синие глаза Алисы, а ее большие теплые руки необычайно успокаивали меня. Алиса объясняла необъяснимое. Это не имело смысла, да я и не поверила бы ни во что подобное в обычных условиях. Но порой с тобой происходит что-то странное, выходящее за пределы здравого смысла, и ты вдруг осознаешь, как приятно найти довод, подтверждающий это.
— Я слыхала когда-то о чем-то подобном.
— Это одно из проявлений ясновидения.
— Но как это происходит?
— Честно говоря, не знаю. — Алиса ласково улыбнулась. — Оккультисты говорят, что все события, когда-либо происходившие, как бы регистрируются. В определенных условиях мы получаем доступ к этим записям. Твое кольцо, похоже, ключ к подобному доступу.
— И с Энриком такое случалось?
— Да. Он рассказывал мне, что временами видел картины давних событий, почти всегда трагических. Эти события пробуждали в людях, переживших их, сильнейшие эмоции. Энрик связывал это с кольцом, считая его хранилищем жизненного опыта.
Я взглянула на кольцо: оно странно поблескивало. Я подумала о необыкновенных снах, посещавших меня с тех пор, как я получила его. Кое-какие сновидения я смутно помнила, но теперь могла объяснить их. Впрочем, как я ни старалась, кроме двух отчетливых сновидений, не могла вспомнить ничего существенного, а также дифференцировать образы.
Сквозь большое окно просматривались слегка затуманенные пеленой дождя огни раскинувшегося внизу ночного города.
На различных предметах мебели, среди которых выделялся большой комод, стояла коллекция превосходных статуэток из слоновой кости в бронзовых нарядах, украшенных самоцветами. Все — молодые женщины. Одни из них застыли в танцевальном па, другие играли на музыкальных инструментах.
Еще одна обнаженная балерина, исполненная в бронзе, в натуральную величину, поддерживала хрустальный светильник, обрамленный цветами. В его свете разлитое по бокалам вино отливало темно-красным цветом мягких оттенков. Мы ужинали одни на верхнем этаже, в комнате Алисы, теплой и уединенной, чем-то напоминающей дозорную вышку над таинственным городом. В ее обществе я совсем успокоилась. Алису очень интересовало, что произошло в тот день, и у меня не было причин скрывать этого от нее. Когда я дошла до рассказа о Сан-Хуан-де-Арсе, она заметила мою тревогу и, придвинув ко мне стул, взяла мои руки в свои.
— Но со мной такого никогда раньше не случалось. — Я пожаловалась, как маленькая девочка, поцарапавшая коленки.
— Это не твоя вина, — заверила меня Алиса. — Это кольцо.
Теперь она гладила рубин, и в нем четко высвечивалась шестиконечная звезда. Загадочный камень словно жил своей жизнью. Потом Алиса начала гладить мои руки. Я чувствовала себя хорошо. Это походило на приятный сон после дневного стресса; мое тело расслабилось, и меня куда-то повело. Что за день! Он начался с поисков в книжном магазине «Дель Гриаль». Потом на нас напали и появился тот странный разъяренный человек. Затем всколыхнулись эмоции, вызванные чтением рукописи, и, узнав в ней мой невероятный сон, я испытала шок.
— В этом ювелирном изделии есть нечто такое, из-за чего быть его владелицей нелегко, — продолжила Алиса. — В нем есть сила.
Эти слова испугали меня. Я вспомнила о завещании. Из-за последних событий я чуть не забыла о нем.
«Это кольцо наделяет своего владельца особыми полномочиями», — говорилось в письме, адресованном мне. Меня обязали хранить его до обнаружения сокровища. Сейчас эти слова приобрели зловещее звучание. И я решила перечитать письмо, как только вернусь в свою комнату.
— Это кольцо устанавливает весьма своеобразные отношения со своим владельцем; оно словно поддерживает его в страстном желании добиться чего-то недозволенного, — пояснила Алиса. — Кольцо забирает твою энергию, чтобы активизировать свою, и возвращает ее тебе в виде снов о давно умерших людях. — Я с опаской посмотрела на свое кольцо.
Рубин сверкал красным светом. Если бы не обязательство перед Энриком, я тут же сняла бы его. — Не тревожься, милая, — успокоила меня Алиса, будто читавшая мои мысли. — Я помогу тебе.
Какая-то особая нотка в ее грудном голосе заставила меня посмотреть в синие глаза Алисы, так похожие на глаза ее сына. Слова Алисы утешали меня, и я сознавала, что она — единственный человек, способный понять меня. На ее губах играла едва заметная улыбка. Она погладила мои волосы и поцеловала в щеку. Второй поцелуй был ближе к моим губам. Это насторожило меня. А когда наши губы слились в третьем поцелуе, я не на шутку встревожилась. Оказавшись в объятиях Алисы, я быстро встала.
— Спокойной ночи, Алиса. Пойду лягу.
— Спокойной ночи, любовь моя. Поспи хорошенько. Скажи, если тебе что-нибудь понадобится.
Алиса не сделала ни одного движения, чтобы задержать меня, словно предвидела мою реакцию.
Вернувшись в свою комнату, я закрылась на защелку.
После этого дня я чувствовала себя опустошенной. Погрузившись в тяжелую дремоту, я увидела все так, словно была там:
«Воинственный клич ножом прорезал плотную мглу и отдался эхом в гнусном подвале, отражаясь от больших каменных блоков. Туман, проникавший сюда сквозь зарешеченные оконца, смешивался с дымом от раскаленных углей, в которых нагревались докрасна металлические стержни, а также от факелов, освещавших этот ад. Брат Роджер неплохо перенес первый час пыток, но уже начинал сдавать. Когда эхо боевого клича замолкло, продолжились унизительные стенания.
Меня трясло. Прикрытый рваной набедренной повязкой, я не знал, вызвал ли эту дрожь страх или холодный туман, пронизывающий меня до костей. Болело все тело. Привязанный к кобыле [7], скованный по рукам и ногам, я чувствовал, что при следующем повороте гайки меня разорвет. Но я должен был терпеть и продолжал молиться: «Иисусе Христе, Боже милостивый, помоги мне в мой смертный час, помоги брату Роджеру, помоги моим братьям вынести пытки, не сдаться и не оговорить себя».
Послышался голос инквизитора, допрашивавшего моего товарища:
— Признайся, что поклонялся негодному псу! Что плевал на крест! Что развратничал со своими братьями.
— Нет, это не так, — тихо прошептал брат Роджер. Потом наступила тишина. В страшном смятении я ожидал очередного крика, и он тут же прозвучал.
Монах-доминиканец, который допрашивал меня, на мгновение замолчал, наверное для того, чтобы понаблюдать за пытками, которым подвергался мой брат, но вскоре вернулся к тем же вопросам:
— Отступился ли ты от Христа?
— Нет.
— Преклонялся ли перед этой нечистой собакой?
Я открыл глаза и увидел сквозь слезы потолок, так затянутый туманом и дымом, что за ними едва виднелись стропила. Я видел грубые черты лица инквизитора. На нем был капюшон — знак принадлежности к доминиканскому ордену.
— Признайся, и я освобожу тебя.
— Нет, это неправда, — отвечал я.
— Прижгите его железом, — приказал палач.
И вскоре я почувствовал, как мою кожу на животе, натянувшуюся как на барабане, жжет раскаленное железо. Мой крик наполнил помещение».
Я поняла, что сижу в кровати. Ощущение боли было настолько реальным, что в ту ночь я воспринимала сновидения как короткие мгновения ужаса.
ГЛАВА 24
— «Сердце разрывалось от жалости, когда приходилось ударами меча отбрасывать христиан, женщин, детей и стариков, оставляя их на растерзание кровожадным неверным и зная, что они в этом хаосе нигде не найдут убежища, — читал Луис, повторяя последние фразы, прочитанные вчера до того, как я прервала это чтение. — Там умер Великий магистр тамплиеров Гильермо Бижу. Он скончался от ран, полученных при защите стены, когда неверные ворвались в город, неся с собой кровь и огонь».
Солнце уже не освещало квартиру Луиса, скрывшись за горой Кольсерола. Наступила вторая половина дня, и мы снова собрались втроем, чтобы продолжить чтение рукописи Арнау д'Эстопиньи. Утром Ориоль был занят в университете, и, несмотря на мое нетерпение и страх из-за кровавого ночного кошмара, я решила подождать Ориоля. Луис признался, что не выдержал ожидания, и в наше отсутствие прочитал документ несколько раз. Теперь он читал для нас. Все мы сидели на одинаковых диванных подушках, на красивом персидском ковре, и пили кофе.