— Пожалуй.
Я направила луч фонаря на сундук. Он удивительно хорошо сохранился. Сундук был средних размеров из дерева, с заклепками из металла.
— У него нет ни внутренних, ни висячих замков, — заметил Ориоль.
— Они и не нужны ему.
Он протянул руку к крышке и легко поднял ее.
В свете фонаря мы увидели… камни. Обыкновенные камни. Целую гору камней, простых булыжников… таких, каких в этой части острова было полно.
Ориоль начал вытаскивать их и бросать на землю, он словно сошел с ума.
— Сокровища нет! Нет! — кричал он, добравшись до дна и не обнаружив ничего, кроме обычных камней.
Он повернулся ко мне, радостно улыбаясь и держа что-то в руке.
— Мы спасены! Сокровища нет!
— Артур? — выдохнула я. — Он не убьет нас?
— Теперь — нет! Зачем? Артур благоразумен, он человек деловой. Нет, нет, он не станет этого делать, не станет подставлять себя, ни на что не рассчитывая. Ему, возможно, хотелось бы убить нас, но это для него игра вероятностей и компенсаций. Коли нет выгоды, рисковать он не станет.
У меня такой уверенности не было. Для антиквара это нечто большее, чем простая сделка. Припомнились его слова о кровавом долге, но я не стала разочаровывать Ориоля.
— Что у тебя в руке?
— Кажется, какая-то записка. Записка, завернутая для сохранности в полиэтиленовую пленку.
Записка была от Энрика, и в ней говорилось:
«Дорогие мои. Жду и верю, что однажды вы прочитаете это. Нашли сокровище? Вы уже слишком взрослые, чтобы вознаграждать вас карамельками и шоколадками. Но уже не такие молодые и еще не такие взрослые, чтобы не насладиться подобным приключением. Если вы добрались сюда, значит, прожили дни, которых никогда не забудете. Вот в чем сокровище жизни. И сумейте прожить ее.
Любящий вас Энрик».
Мы молча размышляли. Все это была игра, шутка. Все то же, что и во времена нашего детства, только масштаб крупнее.
— Carpe diem, — прошептала я.
Благословенна игра, которая спасла нам жизнь. Теперь уже можно думать о том, что находится за этими каменными стенами, за морем и за океаном. Пока я еще была не очень уверена в реакции Артура, но то, что мы выживем, казалось вполне вероятным. И все начало меняться. Я осознала, что, кроме шерстяных носков, на мне ничего нет, и почувствовала стыд. Поискала свою одежду в свете фонаря и попросила Ориоля прикрыть меня. Мне стало совестно. Ведь это я начала ласкать Ориоля и соблазнила его. Это я-то, с обручальным кольцом на пальце! Да, все это плохо, очень плохо. Одно дело желать этого, а другое — совершать. Ориоль, видимо, заметил мое смущение. Взяв мою руку, он привлек меня к себе и поцеловал. И мы снова занялись любовью. Не вызывало сомнений — это ему нравилось. Это было хорошо, но не так, как в первый раз, ибо я заметила, что под нами камни.
Мы сидели рядом, ласково обнимая друг друга, а когда прошел второй порыв страсти, я почувствовала холод.
— Было несколько весьма необычных деталей, — начал Ориоль, размышляя. — Но я, ослепленный поисками приключений, не хотел их замечать. Древние тайные послания под рисунком. Какая глупость! Это из романа, отнюдь не оригинального и далеко не реалистичного. Сегодня, в двадцать первом веке, у нас есть средства, чтобы легко увидеть рисунки отвергнутые, а позднее покрытые новыми рисунками. Однако в тринадцатом веке никому и в голову не пришло бы скрывать послание таким способом, если ты не хотел, чтобы это послание осталось тайным навеки. — В его голосе звучало разочарование.
«Странные мы создания, — подумала я, — только что пережили взрыв радости, узнав, что все это было подстроено и мы спасены, а теперь Ориоль, позабыв о страхе, испытывает сожаление».
— Но ведь доски-то настоящие. Правда?
— Да, настоящие. Но мой отец, отличный реставратор, поработал над ними. Он сделал надписи, так хорошо сохранив стиль, что обманул всех, кто эти надписи видел. Много он потрудился и над созданием пачки документов.
— Они фальшивые?
— Обман со створками дает основание для подобного предположения. И хотя там есть на удивление реалистичные детали, а написанное в бумагах точно соответствует историческим фактам, вполне возможно, что все это сочинил он.
— Полагаешь, что Арнау д'Эстопинья — лицо вымышленное? — Теперь и меня охватило разочарование. — Ну, а кольцо? Откуда кольцо-то появилось?
— Откуда появилось кольцо, не знаю. Но Арнау существовал на самом деле, потому что его имя упоминается в документах командорства тамплиеров Пеньисколы и в докладах инквизиции. Чего я не знаю точно, так это того, какая часть истории правда, а какая вымысел моего отца.
— Но Энрик верил в существование сокровища. Он убил людей из-за этого.
— Не думаю, что отец мог убить из-за денег. Возможно, он сделал это, исходя из своего особого понимания этики, своего кодекса чести. Я знаю, что он охотился за каким-то сокровищем, но все указывает на то, что так и не нашел его. Вместо этого он придумал одну из своих игр, посмертных. — Помолчав, Ориоль воскликнул: — Я должен был понять!
— Что?
— Отец неоднократно привозил нас на этот остров, очарованный красотой местного морского дна. Он хорошо знал остров. Занимался подводным плаванием с дыхательной трубкой и в водолазном снаряжении. Слишком много совпадений.
— И какое значение это имеет теперь?
Солнце освещало крест на стене, и в этом свете его можно было разглядеть без фонаря. Я улыбнулась Ориолю:
— Мы будем жить! Понимаешь?
Страшно хотелось пить, а это означало, что нам следует выйти из этого ирреального места, из этого грота чудес, прежде чем мы потеряем силы. На море, судя по колебаниям уровня воды внутри, продолжалось волнение. Ориоль хотел выйти первым без специального снаряжения, но я убедила его подождать полчаса после того, как выйду я. Артур доверял мне больше и принял бы известие с меньшим раздражением, если бы принесла его я. Я надеялась, что боль от моего удара у него прошла и что он не слишком злопамятен.
Выйти мне удалось легко. Мы спустились вместе, неся с собой жилет со спущенным воздухом до уровня подводного туннеля, дыша по очереди из одного баллона. Когда я уже находилась практически снаружи, Ориоль передал мне жилет. Я оставила ему фонарь. С этого момента я ориентировалась по свету, который шел извне.
Дышалось хорошо, и я, выплыв в море, начала бороться с волнами. Я слышала, как они разбиваются о берег. Удалившись на достаточное расстояние, я надула жилет и поднялась на поверхность. Начала дышать наружным воздухом через трубку и ориентироваться. В нескольких метрах от меня находились судна. И я поплыла к ним, думая о том, как меня примет Артур.
Принял он меня плохо, очень плохо, хотя вел себя вежливо и держался элегантно. Вот с Луисом обращались крайне скверно. Мой спаситель в полной мере испытал на себе ярость этих людей. Мертвенно-бледный, он по крайней мере остался жив. Луис счастливо улыбнулся, увидев меня, и еще счастливее, когда понял спасительный характер принесенного мною известия.
Догадка Ориоля подтвердилась. Артур скрыл разочарование, хотя поверил мне. Он согласился послать надувную лодку, пришвартованную к одному из суден, с двумя людьми и водолазным снаряжением. Ориоль оставил записку своего отца там, где нашел ее, и его подобрали без проблем.
Нас насильно превратили в гостей Артура, и это продолжалось до тех, пока его люди не вернулись из пещеры, обыскав ее до последнего камушка, то есть до середины утра следующего дня.
Время мы провели не без пользы. Теперь Ориоль согласился пойти на переговоры. Он признал, что между семействами Буа и Бонаплата существует неоплатный долг, однако убеждал всех оставить этот долг мертвым. Им предстоит держать ответ перед Богом. А кто мог заплатить по долгам, так это живые, и он, Ориоль Бонаплата, подтверждает, что его отец украл две боковые створки триптиха. Он выразил готовность купить их. Цена же должна включать сумму долга его кузена антиквару. Средняя доска триптиха всегда была собственностью Энрика, а теперь моей, и по этому поводу Ориоль не собирался вступать в дебаты. Я не заметила, что обсуждаемая цифра весьма высокая. Тем самым предполагалось, что Артур откажется от мести. Эти трудные переговоры продолжались до следующего утра. На меня произвело большое впечатление, что, обсуждая окончательный текст договора, Ориоль не придавал материальной стороне дела особого значения. Поразила меня и его доброта к кузену.