«Значит это боги», — мелькнула мысль.
Я проследовал мимо обломков этих предметов, восхищаясь образами и символами, выгравированными на вращающихся кусках металла. Я видел многоголовое змееподобное существо, высеченное на одном фрагменте, голову волка на другом. Затем увидел знакомый символ — разряд молнии на золотом и красном фоне, вечный знак ханов.
Часть меня понимала, что это были видения, а мое тело находилось там, где я его оставил — на склонах Улаава. Другая часть меня, возможно, более мудрая, осознавала, что я видел нечто реальное, более чем реальное, лежащее в основе самой действительности, словно столбы гэра, подпирающие ткань.
Затем, подобно кострам на Алтаке, огни среди звезд погасли. Все покрылось мраком. Но я знал, что больше не засну. Знал, что за мной кто-то шел.
Я был на равнине. Стоял полдень, а в чистом небе ярко пылало солнце. С гор дул ветер, шелестел кустарником и дергал мой кафтан.
Я посмотрел вниз и увидел чашу в левой руке. Она была глиняной, как все чаши орду. И почти до краев наполнена кроваво-красной жидкостью.
Я снова посмотрел вверх, прикрыв глаза от слепящего солнца, и увидел перед собой четыре фигуры. Их очертания были зыбкими, словно размытые маревом, вот только было совсем не жарко.
У всех были тела людей и головы животных. У одного — голова птицы с синими перьями и янтарными глазами, у другого — голова змеи, у третьего — красноглазого быка, а у последнего — гниющая голова рыбы, уже пожелтевшая от разложения.
Все четверо смотрели на меня, мерцая в лучах света. Они подняли руки и указали на меня.
Никто не говорил. У них не было для этого человеческих губ. И тем не менее я знал, чего они хотят от меня. Каким-то образом их мысли сформировались в моем разуме, так ясно и отчетливо, словно они были моими.
«Пей», — сказали они мне.
Я посмотрел на чашу в левой руке. Жидкость в ней была горячей. Вокруг края собралась пена. Я неожиданно почувствовал сильную жажду и поднял чашу. На полпути ко рту моя рука задрожала.
Я понял, что в ней было нечто важное, но остановился. Внутри меня сражались мои инстинкты.
«Пей», — сказали они мне.
Тон их приказа остановил меня. Я не знал, почему они хотят, чтобы я это сделал.
И тогда я увидел Его. Он пришел с противоположной стороны. Его фигура тоже была человеческой, но ореол света вокруг Него не позволял разглядеть больше. Я не видел Его лица. Он шел ко мне, и я знал, не понимая откуда, что Он проделал очень долгий путь.
Он не приказывал мне. В остальном Он был похож на четверку звериных фигур. Между ними была какая-то связь, нечто, что я чувствовал, но не понимал. Эти Четверо боялись Его. Я знал, что если выпью из кубка, то отвергну Его, если нет, то отвергну их.
Мы замерли так на долгое время. Четверка указала на меня. Окутанный светом человек шагнул ко мне, ни на йоту не приблизившись.
«Пей», — сказали они мне.
Я поднес чашу к губам. Сделал глоток. У жидкости был смешанный вкус: сначала сладкий, потом горький. Я ощущал, как она течет по глотке, горячая и живительная. Как только сделал первый глоток, то почувствовал сильное желание продолжать пить. Я не хотел ничего иного, кроме как выпить все, полностью осушить чашу.
«Пей», — сказали они мне.
После единственного глотка я опустил чашу, осторожно наклонился и поставил ее на землю перед собой. При всей моей осторожности жидкость немного пролилась, испачкав пальцы. Затем я отступил на шаг назад.
Я поклонился Четверке, не желая оскорблять их, и заговорил, не очень понимая, откуда пришли мои слова.
— Будет вежливо выпить немного, — сказал я. — Нам этого достаточно.
Четверка опустила руки. Они больше не приказывали. Человек остановился, по-прежнему находясь там, где Он был, когда я впервые увидел Его.
Я почувствовал, что разочаровал всех. Но, возможно, я разочаровал Его меньше, чем их.
Видение начало расплываться. Я чувствовал, как восстанавливается прочность реального мира. Залитая солнцем равнина передо мной покрылась рябью, как вода, и я увидел провалы тьмы под ней.
Я хотел остаться. Я знал, что возврат в мир ощущений будет болезненным.
Я снова посмотрел на человека, надеясь разглядеть Его лицо, прежде чем сон закончится.
Но не видел ничего, кроме света, мерцающего и вращающегося вокруг яркого ядра. В свете не было тепла, только яркость. Он был похож на холодное солнце.