«Что мы ту ду?» — вслух пробормотал обеспокоенный Злезельренн.
«Мы ничего не можем сделать», — ответила Влашраа. — По крайней мере, до тех пор, пока летающее существо не позволит нам добраться до неустроенного. Вслед за ее словами фигура на наклонной кровати резко повернулась вправо, одновременно издавая долгий, протяжный, болезненный вой. Преисполненный благих намерений, но беспомощный, пока Пип не давал доступ к спящему, внимательный Тлель мог только стоять в стороне и наблюдать.
Теперь он был ближе, заметил Флинкс. Шире и быстрее, окутывая и сметая все на своем пути. Органические формы жизни, которые едва успели закричать, прежде чем были уничтожены, холодные необитаемые скалистые миры и буйные бурлящие газовые гиганты, первобытные солнца и зарождающиеся солнца — все исчезли, как будто их никогда не было; стерты, искоренены, выметены из реальности, как песчинки с берега. Темное зло, уничтожившее их, устремилось вперед. Бездумный, но внимательный; безразличный, зловещий и неудержимый.
Его галактика будет следующей. Миллионы звезд исчезнут вместе с мирами-компаньонами и туманностями. Содружество и его пробуждающаяся, расцветающая цивилизация, Империя жадной Аэнн, независимые и изолированные виды, все будет стерто с лица земли, уничтожено так же эффективно и действенно, как он удалит файл из квантового хранилища. Вечно ненасытная, неисчислимая злоба устремится к следующей галактике, оставив после себя неизмеримую пустоту там, где разум когда-то осмелился выглянуть наружу и созерцать себя.
Кларити и Мать Мастиф, Бран Це-Мэллори и Трузензузекс: все, кто когда-либо что-то значил для него, уйдут, уйдут, уйдут. В конце концов это не имело бы значения, потому что он тоже ушел бы . Ничто не могло остановить надвигающуюся пустоту. Ничего, кроме, возможно, инопланетной оружейной платформы с недостатком памяти и потерянной во времени. Ничего, кроме этого, и по причуде судьбы, такой же безразличной и безразличной, как само Великое Зло, один крохотный органический всплеск. К метке было прикреплено имя: Филип Линкс. Ожидалось, что тот, кому не следует жить, попытается спасти миллиарды тех, кто должен быть жив, кто заслужил это.
Он был не совсем один. Было трио непостижимых существ, которые часто участвовали в его беспокойных снах и помогали поддерживать его рассудок во сне: твердое, холодное мышление древнего искусственного интеллекта, тесно связанное с оружейной платформой, которую он должен был искать, дикая зеленая жизненная сила, которая, как он теперь чувствовал, имела какое-то отношение к месту под названием Срединный мир, и теплокровный разум, остававшийся неопознанным, но определенно нечеловеческий. Недавно его снова спасли его друзья, блестящие, но ребячливые ульру-уджуррианцы, и теперь он был почти уверен, что это не могли быть они. Один компонент поддерживающей триады сновидений он знал, другой он сопереживал и сопереживал, а третий оставался загадкой. Вряд ли надежная армия, с которой можно попытаться противостоять опасности космического масштаба.
И он ключ. Спусковой крючок, как ему сказали. Триггер чего? Я не пистолет! он выл на себя и на подслушивающий космос. И не часть одного, добавил он более спокойно в своем беспокойном сне.
Катализатор, противопоставленный бескомпромиссной искусственности.
Средний, настаивал настойчивый изумрудный город.
Печальный спусковой крючок, объявил сочувствующую, но непоколебимую страсть.
Нет! Больше не надо…! он закричал.
И сел.
Он ожидал, что Пип будет смотреть на него, наблюдая за ним, как она всегда делала, когда он спал. Он не ожидал увидеть полдюжины или около того слегка отражающих глаз повязок торжественных Тлелей, выстроившихся поблизости. Не нужно было моргать, чтобы прогнать сон. Как это часто бывало после таких эпизодов, он проснулся уже в полном сознании. Затылок и шея ощущались так, словно пара крошечных, но мускулистых невидимых фигурок по очереди с помощью большой кувалды вбивали стальные стержни в его череп.
— Как долго ты наблюдаешь за мной? — пробормотал он, одновременно смущенный и довольный вниманием. Хотя запах стольких тлелей, толпящихся в пространстве сразу за дверью, граничил с непреодолимой силой, он решил не обращать на него внимания.
"Довольно долго." Целительница Флуаданн выступила вперед. Когда ее хозяин проснулся, Пип удалилась на вершину спального помоста и устроилась там, такая же измученная морфейской болью своего сбитого с толку хозяина, как и он сам. «Мы размышляем о том, что могло навеять такие ужасные, ужасные ночные грезы».