Это была не вода, сказал он себе. Что бы ни ласкало его пальцы, оно было твердым и сухим.
Этого было достаточно, чтобы призвать его последние силы. Опустив руку, он стряхнул снег и снова потянулся вверх. И снова что-то, что не было ни снегом, ни водой, пробежало взад и вперед по его ищущим пальцам. Запрокинув голову, уплотняя за собой снег, он посмотрел вверх. Что-то скрюченное и похожее на червя то и дело выскакивало из отверстия размером не больше его большого пальца.
Язык Пипа.
Ему потребовались еще мучительные полчаса, чтобы полностью выбраться из массивного сугроба. Первое, что он сделал, это позволил полузамерзшему Пипу устроиться внутри его куртки и внутренней рубашки. Ей было ужасно холодно, но он ни на мгновение не подумал отказать ей в тепле тела, которое крала ее змеиная форма. Лежа на спине на красивом, смертоносно-розовом снегу, он понял, что стремительно надвигающийся шторм заканчивался, уходя на юг. Он понял еще кое-что.
Его по-прежнему окружала все та же всеобъемлющая тишина. Смертельная тишина.
Теперь стало ясно, почему не было попытки спасти его. Никто не пытался выкопать его, потому что некому было это сделать. Он и Пип были единственными живыми. Все остальные, каждый из его новых друзей-тлелей, лежали погребенными во все более утрамбованном снегу. Злезельренн, Влашраа, Целительница Флуаданн, Хлуриамм — все мертвы, все исчезли, сметены, как муравьи, и погребены под лавиной. Потому что они пытались помочь ему.
Не ходи туда, твердо сказал он себе. Природа убила их. Лавина. Точно так же они могли погибнуть в Тлеремоте или во время охоты. Это не твоя вина. Это не твоя вина.
Эти четыре слова стали мантрой. Несмотря на усталость, он встал и начал поиски. Когда шторм стихает, любой оттенок цвета должен резко выделяться среди бледно-розового свежего снега. Кусок одежды, намек на соединение, свободная посадка — конечность — он должен быть в состоянии заметить это. Чего он предпочел не признавать, так это полного отсутствия эмоций. Может быть, сказал он себе с тревогой, он ничего не понял в данный момент, потому что его неустойчивый Талант, потрясенный собственным испытанием, не работал. Верить в это было более обнадеживающе, чем признать, что больше нечего было воспринимать.
Чем дольше он искал, не находя никого в живых или ощущая какие-либо другие эмоции, тем больше убеждался, что его собственное выживание было обусловлено не какой-то особой решимостью или уникальными способностями, а скорее случайным моментом анатомической эволюции. Его перчатки защищали и защищали крепкие пальцы, построенные из твердой кости, которые были прикреплены к столь же крепким рукам. Работая вместе, руки и руки были способны устойчиво копать. С их тонкими руками, заканчивающимися гибкими, но не имеющими внутренней поддержки ресничками, тлелы не были бы так эффективны в примитивной процедуре. Это была обезьяна в нем, которая смогла сдвинуть снег и выкопать себя. По-другому сложенный, по-другому развитый, тлел был не в состоянии подражать его дисциплинированному копанию туннелей.
Несмотря на это осознание, в нем зародилась надежда, когда он заметил торчащие из снега части защитной клетки гайтго. Наткнувшись на него, он начал лихорадочно ковырять руками, разбрасывая снег во все стороны. Он проделал раскопки на полпути к наклонному сиденью машины, когда понял, что водителя вытащили из разорванного и разбитого ограждения и унесло вниз по склону. Хотя он продолжал копаться внутри и вокруг машины, пока не очистил ее и значительную территорию вокруг от снега, он не нашел никаких следов ее бывшего владельца.
Больше он ничего не мог сделать. Для надлежащего обыска огромной территории, которая была выметена и погребена под лавиной, потребуются либо десятки искателей, либо специализированное спасательное оборудование, способное обнаружить тела, погребенные в розовой массе. У него не было доступа ни к тому, ни к другому. Даже если он найдет кого-нибудь, прошло достаточно времени, чтобы свести к нулю шансы найти кого-либо из его друзей живым.
Он просидел дольше, чем следовало, созерцая разбитые остатки гаитго. Только когда Пип прижался к нему под рубашкой, он, наконец, пришел в себя. Начав путешествие в поисках ответов, теперь ему нужно было продолжать движение в надежде найти что-то более прозаическое — пищу и кров.