Между нами все изменилось на каком-то глубинном уровне, и мы оба об этом знали. Все наши стычки и склоки теперь казались такими глупыми. И мои бесконечные размышления на тему, стоит ли нам быть вместе, тоже. Если мужчина избавляется ради тебя от трупа, все твои принципы стоит засунуть куда подальше.
Ничто так не говорит о преданности, как соучастие в убийстве.
Рано или поздно, но мы были бы вместе. Я просто раньше была к этому не готова, а Ругер, как это ни странно, был терпелив. Мы оба переживали, что Ноа будет расстроен очередным переездом, но он воспринял все это довольно спокойно. Вообще-то, он никогда не рассматривал жилище, предоставленное нам Элль, как нечто большее, нежели место для ночлега.
Элль одарила меня улыбкой чеширского кота, когда я сказала ей, что переезжаю.
Могу сказать однозначно, даже после того, как ты кого-то убила, жизнь все равно продолжается.
Предсвадебный обед для Мари и Хоса был назначен на следующую пятницу. И, как ни странно, я была на него приглашена. Особых причин приглашать меня не было, особенно учитывая, что меня не было на вечеринке по случаю предстоящего события, и членом семьи я не являлась. Но Ругер был шафером Хоса, поэтому он должен был присутствовать. Наверное, по его мнению, и мнению остальных членов клуба, мы теперь официально были парой, так что нас с Ноа тоже пригласили.
И мне понравилось быть причастной к этому событию.
Сама свадьба должна была пройти за пределами Оружейной, что мне поначалу показалось странным. Они не собирались справлять свадьбу ни в здании, ни на прилегающей к нему площадке. За стеной, огораживающей территорию, был огромный луг, на котором некоторые ночевали в палатках, когда приезжали по делам клуба. Луг заканчивался небольшим леском старых высоких деревьев, которые создавали природный навес, идеально подходивший для свадьбы. Там уже были натянуты шатры по краям площадки, а центр и задняя часть были очерчены неоново-оранжевой лентой, обозначающей место проведение церемонии.
Во время обеда я вызвалась присматривать за детьми, включая и двух сыновей Дансер. Мы устроились на детской площадке на территории клуба, и дети носились по ней, будто дикие животные, кричали и спрыгивали с качелей. Предсвадебный обед тоже проходил на территории клуба, поэтому я смогла помочь устроителю свадьбы. Она была другом клуба, ее звали Кендэс, и у нее был довольно жесткий юмор.
Еще я познакомилась с мамой Мари, Лейси Бенсон, и ее отчимом, Джоном.
Лейси была... другой.
По большей части, она была похожа на Мари. На самом деле, она вполне могла бы сойти за сестру Мари, ну, при первом взгляде точно. Но прическа Мари была свободной, а вот у Лейси был тот стиль, при котором точно знаешь, что у человека дорогая стрижка, тщательная укладка и куча средств, позволяющих прическе выглядеть естественно, но натурально. Обычно Мари не красилась. У Лейси же был идеальный макияж, а на одежде ни складочки. Она была истинной иконой стиля, за исключением табачного шлейфа, безотрывно тянущегося за ней.
Она была статной, ошеломляющей и чертовски безумной. Но это безумие не было чем-то ужасным. Она обладала такой бешеной энергетикой, что ее невозможно было сдержать, и она порхала вокруг Мари, словно колибри, до неприличия довольная за свою дочь. Лишь от одного взгляда на нее можно было устать.
Я поняла, что Кендэс не просто хороший человек, она практически святая. Не важно, сколько бы раз Лейси ни заставляла ее все переделывать, она лишь кивала и любезно улыбалась. И это было довольно впечатляюще, ведь мама Мари заставляла все переделывать по семь раз.
На восьмой раз, когда она решила все переделать, народу уже подавали закуски.
После обеда Лейси поднялась и произнесла долгий сбивчивый тост, рассказывая гостям истории, которые, как мне казалось, Мари не одобрила бы. Мы узнали о том, как она не любила одеваться, когда была еще совсем малышкой, и всегда раздевалась в магазинах. Услышали о том, как она решила прокатиться на соседском козле... надев шпоры.
Еще мы узнали о первой встрече Лейси и Хоса, и тут же рассказ перескочил на тюрьму, копов, управление гневом, ее мужа и обручальные пистолеты.
После такого, чувствуя полную дозволенность, мать Хоса захватила инициативу и поведала гостям о том, что он отказывался писать в доме первые пять лет жизни, а отец Хоса находил это уморительно смешным и обнадеживающим.
Тост Дансер завершил картину первых двух речей. Она встала перед всеми и попросила Мари выйти для особого подарка. Она достала маленькую плюшевую лошадь, о которой рассказывала в первую нашу ночь знакомства. У лошадки была сверкающая упряжь и узда.