Он умолк, бросил в пепельницу догоревшую сигарету. Взял бутылку и долил коньяк в свой бокал. Выпил залпом.
— Ты говорил об Ордене много, но о таких подробностях речи не заводил никогда, — негромко заметил Арман.
— Потому что прежде ты не задавал мне таких сложных вопросов, сын. А раз начал спрашивать и задумываться — время для разговоров пришло. Так вот… Случаев, когда тайна Бессмертия выходила наружу, предостаточно, и все они заканчивались трагедией. Именно потому, что недоступное пониманию вызывает страх и агрессию. А сейчас к страхам и суевериям добавилась другая крайность — стремление все разобрать на части, изучить и непременно использовать. Поэтому Орден оберегает свою тайну не только от Бессмертных, но и от всевозможных ученых и спецслужб. От этих даже, пожалуй, больше. Обратная сторона — то, что наше знание лишает и Бессмертных преимущества, которое они имеют, оставаясь среди людей неузнанными. Их отношения между собой диктуются условиями их Игры, в себе подобных они в первую очередь видят соперников в борьбе за пресловутый Приз. Союзы Бессмертных числом больше двух редки и кратковременны. Будь между ними больше единства — что могли бы противопоставить им люди? Только знание. Знание, которым обладают сейчас Стражи. Хотя они и поодиночке способны натворить многого, чего не стоит оставлять без внимания.
— А как же наше первое правило — наблюдать и не вмешиваться? — заинтересованно прищурился Арман.
— А мы и не вмешиваемся, — возвратил многозначительный взгляд Лафонтен. — В Игру. Там они сами между собой хорошо разбираются. То, что делается помимо Игры — дело иное. Мы не играем роль киногероев, благородно спасающих людей от воплощений Зла. Люди сами делают себе подобным столько гадостей, что никаких Бессмертных не надо. Но вот пример помасштабнее… Есть среди них любители политических игр. На авансцену выходить им по понятным причинам нельзя, они предпочитают быть в тени смертных — политических и военных деятелей. А им, надо сказать, свойственна специфическая инертность мышления. Они меняют личность, но не считают нужным менять испытанные схемы действий. И вот, если за спиной некоего политика появляется серый кардинал из нашей картотеки — действия этого политика становятся предсказуемыми. Разумеется, если знать, на что опираться в прогнозах. Орденские исследователи и аналитики это знают.
— И они могут сделать информационный вброс под видом независимого политологического исследования?
— Именно. Это один из способов умерить аппетиты чересчур деятельных Бессмертных. Есть и другие. Но все это сложная и тонкая работа, к которой никто и никогда не допустит рядовых агентов или архивариусов.
Он снова помолчал, доставая и закуривая новую сигарету.
— Думаю, ты уже понял, к чему я все это тебе рассказываю. Продажные посредственности, одержимые только стремлением к обогащению, в руководстве Ордена — катастрофа. Раковая опухоль, которую надо уничтожать без всякой жалости. И если возможно, то обходиться без громких скандалов, которые для единства организации тоже зло. Мысль о хладнокровном убийстве у тебя вызывает протест, это естественно и объяснимо. Но нет невинных жертв там, где идут грязные игры. Невинных — нет.
Арман покачал головой, усмехнулся коротко и допил свой коньяк. Отставил бокал.
— Ты, разумеется, прав. Ты вообще всегда прав, как я помню. Но… почему в Академии не объясняют все так, как ты сейчас? Почему останавливаются на первом пункте — наблюдаем, не вмешиваемся, служим истории, храним тайну?
— Ты сам уже ответил на этот вопрос. Большинству твоих сокурсников этого первого пункта достаточно. Они остаются рядовыми исполнителями.
— Значит, и строгость Устава существует только для них?
— Ты можешь представить себе армию, где каждый солдат может обдумывать и по-своему трактовать приказы командования? Много такая армия навоюет? Руководители Ордена отвечают и за свои решения, и за своеволие исполнителей, если такое случается. Устав тот же, пункты другие. Не менее строгие, можешь поверить.
— Ты говоришь мне все это, — проговорил Арман задумчиво, — а ведь я сейчас — тот самый рядовой солдат, которому не полагается слишком много думать.
Лафонтен передвинулся немного, удобнее устраиваясь в кресле.
— Да. Но те, кто думает и задает вопросы, не остаются в рядовых. И ты там задержишься ненадолго.
— Потому что мой отец — Верховный Координатор? Ты собираешься организовать мне ускоренный карьерный рост?
Он негромко рассмеялся:
— Даже не надейся. — И продолжил уже серьезно: — Тебе не будет нужна моя помощь, Арман. Ты сам не сможешь по-другому. Потому что — да, потому что ты мой сын. Потребность быть первым записана у тебя в генах. Ну как, я ответил на все твои вопросы?
— Да, на все. Но это не совсем то, чего я ждал.
— Значит, твой отец тоже не образец совершенства.
— Мой отец самый лучший на свете, — произнес Арман с улыбкой…
*
…Почему это помнится так явственно? Да, все было именно так, как он сказал сыну. Он сделал все, чтобы не повторилась история с Валера. Чтобы в руководстве Ордена были люди, действительно преданные делу, а не только своему кошельку. Конечно, случалось всякое, и досадные промахи, и разочарования в людях. Это жизнь, иначе быть не может. Но прошло много времени, на самом деле много. Большинство из тех, с кем он работал тогда, уже ушли от дел, кого-то нет в живых. Где же искать связь тех событий с сегодняшними?
Если она есть, эта связь, мысленно поправил он себя. Если не шутит злые шутки с памятью внезапно обретшая четкие очертания тень небытия.
Он придвинулся к столу, возвращая внимание настоящему. Еще одно донесение, полученное только сегодня утром, лежало в стороне от «пасьянса» — он еще не мог решить, где место этой карты.
«Сегодня в 5:07 была зарегистрирована и пресечена попытка несанкционированного доступа к центральной базе данных с паролем полевого агента Марка Дюпре.»
Уже есть хоть что-то конкретное. Имя агента и факт несанкционированного доступа. Приказ разыскать этого Марка Дюпре он уже отдал. Настораживало то, что временным назначением неудачливого хакера был Митос. То есть Адам Пирсон. Совпадение?
Он еще раз пробежал взглядом текст сообщения. Включил интерком:
— Дана, соедините меня с информационной службой.
— Да, месье Антуан.
Спустя пару минут она доложила:
— Месье Льюис Кларк на линии.
Лафонтен снял трубку с телефона.
— Добрый день, Льюис.
— Слушаю вас, месье Лафонтен.
— Нет, это я вас слушаю. Каким образом удалось пресечь сегодняшнюю попытку несанкционированного доступа? До сих пор сообщения были не столь победоносными.
— Предупреждение, месье Лафонтен.
— От кого?
— От Джозефа Доусона.
— Оч-чень хорошо… О чем именно было предупреждение?
— О возможной фальсификации Хроники Шарля Буто.
— Хорошо. Спасибо.
Он выключил связь и снова посмотрел на лист с донесением.
Выводить Доусона из игры определенно было бы глупостью космического масштаба. Он не ясновидящий, и Хроник всех наизусть не знает, но как-то смог заподозрить фальсификацию. Кто, как не друзья-Бессмертные, поведали ему подробности биографии Шарля, которым он сам никогда не занимался? Можно говорить что угодно, о нарушении Устава и тому подобных безобразиях, но отказываться от доступа к такой информации!