— Итак, последние новости ты знаешь, — произнес он, когда они вернулись в гостиную на втором этаже. — Откуда, если не секрет?
— Не секрет, — кивнул Арман, усаживаясь к столу и доставая сигареты. В отличие от отца, курил он очень редко, и только в моменты эмоционального напряжения или раздумий. — От Денниса Гранта.
— Вот как? — Лафонтен извлек свой портсигар. — Он-то каким образом вмешался в это дело? Из Лондона?
— Так ведь из Лондона, а не из Антарктиды. Тут до Парижа рукой подать, — улыбнулся Арман. — Будто ты не знаешь Гранта. Ему дело есть до всего, а до Шапиро с недавних пор — особенно.
— Это с каких же недавних?
— С моей отставки. Очень ему этот надуманный скандал не понравился… Так вот, осведомители у него при головной штаб-квартире были всегда. Не такие ловкие, как у тебя, но и не пустое место. Он насторожился сразу, едва объявили чрезвычайное положение. Навел справки по своим каналам, потом приехал сам. Тебя не нашел, попытался переговорить с Шапиро, но получил совет заткнуться и не лезть не в свое дело. Попробовал обратиться в Службу безопасности, всего раз поговорил с Дюмаром, потом и тот перестал отзываться на звонки…
Арман умолк, вдруг заинтересовавшись своей сигаретой. Щелкнул зажигалкой, закуривая, небрежным взмахом ладони разогнал дым. Снова поднял взгляд на отца.
— Дюмар допустил ошибку, так?
— Да, — кивнул Лафонтен. — Он не известил меня об объявлении чрезвычайного положения. Я дал приказ взять его под стражу и допросить, но… Теперь уже не узнать, что им двигало, увы.
— Грант почуял неладное. Правда, того, что тебя банально не известили, он все-таки не предполагал. Забеспокоился, все ли с тобой в порядке, потому и пришел ко мне. В это время информацию до тебя уже довели и без его помощи, но факт остается фактом: он сразу оценил действия Шапиро как неправильные и решил его остановить. Я уверен, что он уже переполошил всех Координаторов, с кем сумел связаться.
— Да, это интересно, — задумчиво произнес Лафонтен. — Во всей суматохе с перелетами и ночными баталиями я не проверял спецпочту, возможно, сообщения от Гранта есть и там. С ним надо поговорить… Он ведь был одним из кандидатов на место Эдмунда Шлегеля в Трибунале. А Шлегель так и не успел мирно уйти в отставку.
— А теперь в Трибунале свободны все три кресла, — заметил Арман. — Ты ведь прилетел в Париж вчера вечером. А дал о себе знать только сегодня, и не ранним утром. Надо думать, ночь прошла не впустую.
— Верно. Джек Шапиро больше не Первый Трибун. Но речь сейчас не о нем… Тебе известны детали процесса, который Трибунал вел в последние месяцы?
— Только в общих чертах. Процесс начался после моего ухода, Грант к нему касательства не имел тоже.
— Ты не думаешь, что именно твой уход развязал Шапиро руки?
Арман покрутил в пальцах сигарету, подумал, прежде чем ответить:
— Не исключаю. Но согласись, отец, на тот момент мое решение было наилучшим… Конфликт начался из-за пустяка, потом припомнились какие-то старые дрязги, потом… всплыла та история, после которой ты первый раз попал в больницу — ну, с моим бывшим агентом. Да еще в таком виде, что даже я удивился! На мое счастье, Шапиро сделал промах, позволив мне перехватить инициативу… Шапиро не оставил бы меня в покое, а мне нельзя было терять репутацию.
— И шанс на возвращение, — закончил Лафонтен. — Да, так в свое время было и со мной. Репутация! Но это свершившийся факт и немедленного внимания не требует. Прямо сейчас мне хотелось бы услышать твое мнение об одном человеке.
— Каком?
— О Джозефе Доусоне.
— Мг-м? Это же он был обвиняемым на последнем процессе?
— И обвиняемым, и осужденным. Ты что-то можешь о нем сказать?
Арман ненадолго задумался. Стряхнул с сигареты пепел, снова затянулся. Только после этого сказал:
— Мы встречались всего пару раз, близкое знакомство свести времени не было. Но по впечатлениям от встреч… Я сам не заподозрил бы его в чем-то предосудительном. Очень симпатичный человек. Сильный, порядочный… Нет, отец, я не верю, что в его действиях был состав преступления.
— Это, к сожалению, не вопрос веры. Взгляни.
Лафонтен достал из кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и протянул сыну.
— Это копия обвинительного акта.
Арман положил сигарету на край пепельницы, взял бумагу, развернул, извлек и надел очки. Снова взял сигарету. Прочитал акт, аккуратно положил на стол, снял очки и, раздумывая, потер переносицу.
— Неплохо, — сказал наконец, докурив сигарету и принимаясь извлекать из коробки новую. — Очень неплохо для контролера зоны.
— Все вместе это называется «превышение полномочий», — отозвался Лафонтен, внимательно глядя на сына. — Он взял на себя слишком много.
— О да, — согласился Арман. — Вот только… Если бы ты в свое время не превысил полномочия и не взял на себя слишком много, ты не стал бы Верховным Координатором.
— Может быть, и да…
— А может, и нет, — закончил Арман, пряча лукавую улыбку. — Знаю, знаю, отец, только меня твоя коронная фраза давно не впечатляет. А где сейчас Доусон?
— У себя дома, где же еще, — усмехнулся Лафонтен. — Я обещал ему, что дело будет пересмотрено новым Трибуналом.
— Ты уже все решил? Тогда зачем тебе мое мнение?
— Не все. Повторное рассмотрение дела еще не означает изменения вердикта… А твое мнение для меня важно, ты же знаешь.
— Знаю. — Арман постучал пальцем по бумаге: — Знаешь, что еще здесь интересно? Ему вменяют в вину дружеские отношения с Бессмертными. Дружеские, отец! Люди, которых Бессмертные признают равными себе, встречаются не на каждом шагу.
— Вот об этом я сейчас и думаю.
— Хорошо бы и новый Трибунал об этом подумал. Это ведь главное — сущность отношений и результат. Кстати, а кто был инициатором дела Доусона?
— Джек Шапиро.
— Вот видишь! — Арман помрачнел. — Значит, я был прав. Источник проблемы — Шапиро.
— Он тоже жертва в этом конфликте, это ты знаешь?
— Знаю, — кивнул Арман, — и искренне ему сочувствую. Но это не отменяет остального.
— Арман, в этом деле есть еще одна сторона. Теперь, когда Шапиро удален от руководства Орденом, ты намерен вернуться?
— Нет, отец. Не сейчас. Во-первых, не хочу, чтобы мое возвращение связывали с твоим. А так будет, если я вернусь к делам одновременно с тобой.
— А во-вторых?
— Во-вторых… Мне нужен перерыв. Ты сам говорил, что в семьях, подобных нашей, судьбы наследников предопределены. Я устал от этой предопределенности.
— Ты хочешь покинуть Орден навсегда?
— Не знаю. У меня не было шанса по-настоящему об этом подумать. Теперь он есть.
— Но есть и другое, — тихо произнес Лафонтен. — Я аннулировал все распоряжения о преемственности. И снова остаюсь один.
Арман тяжело вздохнул. Разговор на эту тему был не первым и не вторым.
— Я понимаю, отец. Но… — он покачал головой. — Хорошо, я стану твоим наследником. Только… Обещай, что я буду последним кандидатом. И прежде, чем призывать меня, ты попытаешься найти другого.
— Хорошо. Обещаю.
— Спасибо. — Арман улыбнулся. — Никуда не уйти от предначертанного будущего.
— До будущего еще нужно дожить, — заметил Лафонтен. — А дел хватает и в настоящем.
— Что до настоящего, — снова стал серьезным Арман, — если это будет зависеть от тебя, найди способ избавиться от Шапиро.
Лафонтен удивленно изогнул бровь:
— Не слишком ли ты кровожаден?
— Я напуган, отец. В том числе и потому, что наши судьбы предопределены… Я знаю, кем станет мой сын. Я не хочу видеть его ни вечным солдатом, ни убийцей, ни тем более жертвой бессмысленной войны.
— Да, — задумчиво кивнул Лафонтен. — Но загадывать, что и насколько будет зависеть от меня, сейчас рановато.
По комнатам эхом разнеслась трель дверного звонка. Арман прислушался и, погасив сигарету, встал:
— Горничная откроет. Но надо взглянуть, кто это. Гостей мы не ждали.
Лафонтен тоже поднялся, вышел на площадку лестницы и подошел к перилам.
Внизу мерил холл нервными шагами Деннис Грант.