— Что вы такое говорите, — она улыбнулась быстро и успокаивающе. — Вы просто устали. Вам нужно отдохнуть. Утром все окажется иначе, вот увидите.
— Нет… — начал он и осекся, когда она привстала, придвинулась ближе и, бережно обхватив ладонями его голову, поцеловала его в щеку.
— Пожалуйста, ложитесь.
Так трудно было противиться мягкому напору!
Он лег, откинулся на подушки и прикрыл глаза.
— Господи, как я устал.
— Ничего. — Дана снова взяла его за руку. — Это пройдет. Вам просто нужно немного поспать. Завтра все будет в порядке…
— Нет, — шепотом отозвался он. — Уже никогда.
Она привстала — упругий матрац распрямился…
— Дана, не уходи. — Он вздрогнул, поняв, что произнес это вслух. Попытался сжать зубы, но измученная плоть слабеющему рассудку уже не повиновалась. — Пожалуйста… Не уходи хотя бы ты.
На миг ему показалось, что ее нет рядом, но тут матрац скрипнул снова — она обошла кровать, чтобы присесть с другой стороны.
Он почти не чувствовал своего тела, даже повернуть голову не было сил… Кажется, рядом кто-то что-то говорил, но слов было не разобрать.
— Не уходи, — повторил он, почти не слыша себя.
Одной рукой она взяла его руку, другой обняла, мягко погладила по волосам, придвинулась ближе.
— Я здесь. Здесь…
Она еще шептала что-то успокаивающее, целуя его в лоб и в темя, но звуки отдалялись, таяли.
Потом темнота над ним сомкнулась.
========== Глава 12 ==========
Он медленно приходил в себя, освобождаясь от душного, тяжелого сна. Мысли обретали четкость, но все тело ныло, будто изломанное и истоптанное, и было ощущение противной липкости… Нет, это не просто ощущение, понял он, окончательно очнувшись. Пошевелился. Простыни, подушка, пижама — все было влажным от пота, волосы слиплись, во рту мерзкий привкус…
Что с ним такое?
Он попытался припомнить, что произошло и почему он в таком жутком состоянии. Ну да, переутомился с вечера, пришел домой поздно, лег в постель — и все. Дальше темнота.
Судя по заливавшему комнату серому полусвету, утро было позднее. Лафонтен приподнялся, но встать с первой попытки не вышло — резко закружилась голова, и он снова упал на подушки. Перевел дыхание.
— Доброе утро.
Он оглянулся. Роше подошел, присел на край кровати и взял его за руку, считая пульс.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно, — признался Лафонтен. — Что со мной было, Луи?
— А ты не помнишь? У тебя был приступ. Признаться, я уже и не думал, что буду снова с тобой разговаривать.
— Но ты вытащил меня. Каким образом?
— Никаким, — произнес Роше, пожав плечами. — Не все подвластно медицине… Не знаю, что за забота у тебя на сердце, но держит она тебя в этом мире крепко.
— Черт, — Лафонтен поморщился и потер ладонью лоб. — Луи, я вчера наговорил тебе лишнего. Поверь, я не думал…
— Я от своих пациентов слышал и не такое. Так что не стоит извиняться.
— Да? Тогда почему… Ты чем-то другим недоволен? Или я еще чего-то не помню?
— Думаю, ты помнишь достаточно, — сказал Роше. — Например, что вел себя глупо и нечестно. И с собой, и с нами.
— Луи, ты же не знаешь…
— Не знаю и знать не хочу, — прервал его Роше. — Это твоя жизнь, Антуан. Я тебе не указчик, но хотя бы иногда вспоминай, что мучаешь не только себя.
Не только себя.
Память услужливо вытащила наружу обрывок воспоминания. «Не уходи.» — «Я здесь. Здесь…»
— Дана? Где она?
— Сидела с тобой всю ночь. — Роше вздохнул. — Она уехала домой утром под мое клятвенное обещание известить ее, если вдруг что.
Лафонтен приподнялся на локте:
— За руль? После бессонной ночи?
— Нет, конечно. Ее проводили твои мальчики, которые утром с караула сменились. У них вчера тоже беспокойный день был, но они хотя бы ночью спали. Ну, зато сегодня твоя охрана весь день будет валять дурака.
— Это еще почему?
— Антуан, что я тебе сказал вчера утром? Не переутомляйся. И отдых нужен будет полноценный. Ты же как Золушка на балу, честное слово! На часы посмотреть недосуг. Вот и дотанцевался. Сегодня будешь сидеть дома, отдыхать и лечиться. Еще вопросы есть?
Лафонтен при упоминании о Золушке прикусил язык. Действительно, по зрелом размышлении его вчерашнее поведение не выглядело разумным. Дневные дела понятно, что доделать было нужно. А вот вечером так засиживаться, да еще и городскими видами любоваться, уже не стоило.
От мысли о папке, лежащей в сейфе у Денниса Гранта, он почувствовал холодок, но отогнал эту мысль усилием воли. Незачем об этом сейчас.
Роше, не услышав возражений, удовлетворенно кивнул:
— Ну вот и договорились. Поручаю тебя твоему Патрику, он, наверно, уже приготовил ванну. И чтобы сегодня я не слышал недовольного ворчания — ни от тебя, ни на тебя! Я же, с твоего позволения, вас оставлю — дел по горло. Вечером вернусь.
Немного погодя Лафонтен лежал в ванне, расслабившись и доверяясь заботе Патрика.
Так горько было сознавать собственную беспомощность! Но он уже стал привыкать и к этому.
«Не все подвластно медицине». Он должен был умереть этой ночью, Роше ничем не мог ему помочь.
Но он жив. Значит, дела в этом мире для него еще не закончены. Думать о покое рано…
*
Колкие слова Роше достигли цели — весь этот день Лафонтен оставался дома, снося постельный режим, лекарства, уколы и капельницы с тем терпением, с каким, по его мнению, следовало принимать заслуженное наказание. Давалось это ему нелегко, но терпение его не осталось без награды — к вечеру он чувствовал себя намного лучше. Тупая ноющая боль во всем теле исчезла, сменившись сильной, но вполне переносимой усталостью.
В шестом часу вечера дежурившая у него Мадлен разрешила ему встать с постели, и он тут же перебрался из спальни в гостиную на первом этаже. Велел Патрику принести почту — сидеть совсем без дела было уже невмоготу.
Он просматривал последние страницы «Трибьюн», когда Патрик, тихонько постучав в дверь, сказал:
— Месье Антуан, мадемуазель Дана приехала.
— Дана? — Он отложил газету и выпрямился. — Хорошо… Ужин готов?
— Да, будет точно вовремя.
— Прекрасно. Просите мадемуазель сюда.
Он поправил отвороты халата, взял стоявшую рядом с креслом трость и поднялся навстречу вошедшей Дане.
Она выглядела спокойной и немного усталой.
— Добрый вечер, месье Антуан.
— Здравствуйте, Дана. — Он пожал ей руку. — Я… должен извиниться за вчерашний вечер. Поверьте, я не хотел причинять вам лишние хлопоты. Просто плохо себя чувствовал и немного забылся.
— Разве за это нужно извиняться? — легко улыбнувшись, спросила Дана.
— Иногда нужно.
— Не сейчас. Я рада, что вам лучше.
— Спасибо. — Он тоже улыбнулся. — Но я все равно чувствую себя неуютно… Остается попытаться загладить промах. Вы не откажетесь поужинать со мной?
Ее улыбка стала знакомо лукавой.
Прием был безотказный. За годы своей работы Дана в особняке бывала несколько раз; обстановка ее впечатляла не больше, чем экспозиция какого-нибудь провинциального музея. А вот стряпня повара Жано Бурвиля, служившего здесь двенадцатый год, впечатление произвела сразу и неизгладимое…
— Не откажусь. Я только что из штаб-квартиры, но на пустой желудок новости пересказывать не буду.
Сев в столовой за стол и рассмотрев композицию из рыбы, риса и овощей на тарелке, Дана с удовольствием вооружилась вилкой и ножом.
— И почему у меня нет такого повара!
Ни усталость, ни волнения последних дней никак не повлияли на ее аппетит. Лафонтен не торопил ее, зная, что если она не спешит с рассказами, значит, ничего срочного и нет, а важного она не забудет.
Утолив первый голод, Дана заговорила:
— По большому счету, ничего нового не случилось. Допросы, протоколы, выяснение деталей… Рутина. Надо думать, поэтому ваше отсутствие никак на всей этой деятельности и не сказалось.
— Даже вопросов никто не задавал?
— Ну, месье Грант интересовался, конечно. Но я ответила, что вам нужно немного отдохнуть. Он больше ни о чем не стал спрашивать.