— Да.
— Месье Антуан, здесь Алекс Ротт. Важные новости — по делу Розье.
— Пусть войдет, если важные.
Он сел за стол, мельком удивившись — какие могут быть новости по делу после вынесения приговора?
Дверь распахнулась, и Дана буквально втащила в кабинет Алекса Ротта.
Секретарь Первого Трибуна был непохож на себя — растерянный, бледный, как полотно его же рубашки.
— И что это значит? — спросил Лафонтен, по очереди оглядывая взъерошенную парочку.
— Расскажи! — решительно толкнула Алекса в бок Дана. Потом, не дожидаясь, пока он обретет дар речи, выхватила у него из руки и положила на стол маленький предмет. — Вот!
— И что это?
Предмет оказался диктофонной кассетой.
— Это случайность, — поспешно объяснил Алекс. — Я даже не знал, что система записи была включена вчера. Я просто стал проверять кассеты, ну, на всякий случай, чтобы ничего важного не потерялось, а оно… вот…
— Ничего не понял. — Верховный посмотрел на Дану.
— Это запись разговора Гранта с Камиллом Розье, — пояснила она. — Сделана вчера вечером, случайно — аппаратура не была отключена. Никто бы и не узнал, если бы Алекс не сунулся проверить кассету, прежде чем снова ее использовать.
Спокойный настрой Лафонтена улетучился мгновенно.
— Запись разговора Гранта и Розье?
— Да, я… — Ротт, оказывается, умел не только бледнеть, но и краснеть. — Я сначала хотел просто стереть ее, ну, будто и не было. Но потом подумал… что-то не так, а я ничего же не могу сделать, я только секретарь… Я никому ничего не скажу, клянусь!
— Да уж извольте молчать, — кивнул Верховный. — А в первую очередь самому Гранту не проболтайтесь. Ступайте, пока вас не хватились.
Алекс исчез с необычной для себя стремительностью.
— Вы тоже слушали запись, Дана?
— Нет, только первые несколько фраз. Я сразу решила, что Алекс прав и вам надо об этом знать. И он такой был напуганный…
— Хорошо. Я послушаю. Вернитесь, пожалуйста, в приемную.
Дана ушла и плотно закрыла дверь. Лафонтен достал из ящика диктофон с наушниками и вставил в него кассету.
*
— Деннис? — голос Розье дрогнул, как будто от торопливо проглоченного всхлипа.
— Да, как видишь.
— Ты все-таки пришел.
— Да. До последней минуты не знал, решусь ли.
Последовала пауза, потом Розье заговорил снова:
— Деннис, ты все еще сердишься на меня?
— «Сердишься» — не то слово, Камилл.
— Но я же сдержал обещание!
— Это ничего не меняет.
— Не меняет? — голос Розье упал до испуганного шепота. — Бог мой, Деннис… Ты в самом деле позволишь меня убить?
— Я уже позволил. Ты слышал вердикт.
— К черту вердикт!.. Деннис… Еще ничего не случилось. Впереди целая ночь… Давай убежим. Ты же можешь это устроить!.. Мы можем исчезнуть, скрыться… К черту Орден, к черту все эти замшелые правила!..
— Нет.
— Но почему?!
— Потому что я все еще не знаю, за что ты продал меня. И когда и за что продашь в следующий раз.
— Но я же все рассказал!
— И ты ждешь, что я поверю в этот наивный лепет? Поверю, что ты меня подвел под обвинение в клятвопреступлении только потому, что чересчур увлекся сомнительной идеей?
— Деннис, что ты такое говоришь? Неужели бы я сделал что-то тебе во вред? Я уверен был, что тебе ничего не угрожает!
— Да неужели? Ты нашел в Уставе новый пункт, который обеспечивает мне неприкосновенность?
— Причем тут Устав? Всем же известно, как Верховный к тебе относится. Он не станет заводить дела против тебя! Хотя бы чтобы себя самого не скомпрометировать… Ну, или просто пожалеет!
— Пожалеет? — тихо переспросил Грант. — Он? Упаси тебя боже от жалости этого человека, несчастный ты дурак!..
Снова повисла недолгая тишина.
— Деннис… Ты говорил, что любишь меня.
— Говорил.
— И что разучился жить без меня.
— И такое говорил. Придется учиться заново.
— А получится?..
— Даже если не получится — это ничего не изменит.
— Деннис!..
— Прощай, Камилл.
*
Он сорвал наушники и несколько мгновений молча переваривал услышанное. Потом швырнул диктофон вместе с кассетой в ящик стола и резко поднялся на ноги.
— Идиоты! Нашли время для романтических страстей!..
На заднем дворе особняка он появился последним. Окинул взглядом собравшихся — похоже, господа судьи сегодня чувствуют себя поувереннее, чем в прошлый раз. Настроены все решительно…
Деннис Грант выглядит спокойным и уверенным, как и на вчерашнем заседании. Только теперь Лафонтен знал цену этому спокойствию.
Невозможная выдержка у этого человека! Но у всего есть обратная сторона. Чем это показное хладнокровие обернется завтра? Нервным срывом? Запоем? Или еще хуже?
— Деннис, можно вас — на пару слов?
Грант, оставив двоих коллег, с которыми что-то вполголоса обсуждал, подошел и остановился рядом:
— Слушаю вас, месье Антуан.
— Отмените приговор.
— Что? — удивленно вскинул на него взгляд Первый Трибун. — Отменить? Почему?
— Я вас прошу. Этого недостаточно?
— Простите, месье Антуан, — произнес Грант напряженно. — Надеюсь, вы понимаете, что такая просьба звучит… странно? Вы — вы! — просите помиловать Отступника?
— Не помиловать. Я прошу сохранить ему жизнь. Вы знаете, что традицией это допускается.
— Традиции я знаю, — кивнул Грант. — Но вчера вы наше решение оспаривать не стали. С чего такая перемена мнения сейчас?
— Позвольте мне об этом умолчать, — произнес Верховный. — Причины есть, и достаточно основательные.
Грант кивнул еще раз и вернулся к остальным судьям. О чем они говорили, Лафонтен не слышал.
Стражи привели и поставили перед стеной Камилла Розье. Он за прошедшую ночь, видимо, успел окончательно смириться со своей участью. Теперь он молчал, глядел в землю и стискивал руки так, что белели костяшки пальцев. Услышав щелчок затвора, вздрогнул, но глаз не поднял.
Судьи закончили совещание, до чего-то, видимо, договорившись. Грант тихо подошел к Розье:
— Камилл.
Тот снова вздрогнул.
— Да?
— Ты и сейчас не хочешь ничего добавить к сказанному раньше?
— Только то, что, будь во главе заговора я, многое было бы иначе.
Грант вернулся к остальным судьям и произнес четко-официальным тоном:
— Камилл Розье, в связи с новыми обстоятельствами вердикт по Вашему делу будет пересмотрен. — Он кивнул охране: — Уведите.
— Что? — недоверчиво вскинулся Розье. — Ты все-таки решил?..
— Нет, — ответил Грант негромко. — Я остался при своем мнении. За тебя просил человек, которому я не могу отказать.
Стражи взяли Розье под руки и увлекли к выходу со двора. У дверей он обернулся, бросив на стоявшего поодаль Лафонтена взгляд, в котором неприкрыто читалось:
«Это ничего не меняет».
Лафонтен покинул двор последним. Медленно поднялся по лестнице, свернул в небольшой холл на площадке второго этажа… И услышал голос Гранта:
— Месье Антуан.
Он остановился. Грант подошел ближе.
— Что ж, мы сейчас одни, лишних ушей и глаз нет. Теперь вы объясните мне столь странную перемену в вашем мнении? Что изменилось за ночь?
Лафонтен повернулся. Что сказать? Что не хотел участвовать в убийстве сына, будучи по сути убийцей отца? Но Розье не сын Валера, неважно, что он сам об этом думает.
— Что за обещание вы взяли с Розье, Деннис? — спросил он.
По мелькнувшей во взгляде Первого Трибуна растерянности он понял, что не промахнулся.
— Не это ли обещание мешало Розье внятно защищаться на суде? Вы представляете, что значит принять такое обещание от человека, которого осуждаешь на смерть?!
Грант остерегающе вскинул руку. Помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал тихо и отчетливо:
— Я не брал с него никаких обещаний. Это была его идея — отказом от защиты убедить меня, что он сожалеет о своей ошибке. Но откуда вы знаете?.. Ах да… конечно. Вчерашний разговор… Кто-то в моем окружении работает не на меня?