— Конечно, вам будет нелегко. Но родителей не выбирают. Либо вы принимаете судьбу такой, какой она вам досталась, либо отказываетесь от нее. И отказываетесь от своей семьи и своего прошлого.
Она глянула на него негодующе:
— Я не собираюсь ни от чего отказываться!
— Верно, — кивнул он. — Этот выход легкий, но недостойный уважения… Как я понял, идей отца вы не разделяете.
— Каких идей? — неожиданно горько, со слезами, усмехнулась она. — Он был одержим местью, он забыл все — нас, маму… Он себя винил в смерти Дэвида, и это жгло его постоянно. Как неизлечимая болезнь. Как все нелепо получилось! Но иногда кажется — хорошо, что все закончилось. Он ведь уже и не жил по-настоящему.
Элен замолчала и отвернулась, прикрыв ладонью глаза. Губы у нее дрожали.
Лафонтен нажал кнопку вызова и кивнул появившейся Дане. Та, без слов поняв, в чем дело, прошла в кабинет и склонилась к Элен:
— Вам нехорошо?
Элен невразумительно дернула головой. Дана взяла ее за плечи:
— Идемте со мной.
Лафонтен не стал вмешиваться. Как умеет отвлекать и утешать Дана, он знал по собственному опыту. Она отвела Элен к окну, подала стакан воды и теперь что-то тихонько, шепотом ей говорила. Несчастная девчонка, которая разрывается между верностью своим убеждениям и любовью к отцу! — так, кажется, сказал про нее Митос. И не ошибся.
Вскоре Дана ушла, а Элен вернулась к столу. Села, поставив перед собой стакан с водой и продолжая держаться за него, как за спасательный круг.
— Извините, я не хотела быть невежливой.
— Все в порядке, — вздохнул Верховный. — Вернемся к нашему вопросу. Вы, разумеется, можете уйти. Вне Ордена никому не известны ваши беды, там вы были и останетесь наследницей американского юриста, скончавшегося от сердечного приступа. Если же решите остаться… Единственное, что я могу вам посоветовать — просите назначение подальше от штаб-квартиры. Где никто не вникает особо в интриги высшего руководства, и где в вас будут видеть в первую очередь вас, и лишь потом — дочь Джека Шапиро.
— Я знала, — тихо проговорила Элен. — То есть я чувствовала — что-то не так. Эти его секреты, странные посетители, телефонные звонки… Я пыталась понять, в чем дело, но он не позволял. Никогда не говорил при мне по телефону, не разрешал мне встречаться с его гостями. Но я должна знать, что произошло, мне нужно!
— Он оберегал вас, Элен. У него не было надежды на успех, и он это знал. Неведение — единственное, что могло оградить вас от беды. Не пренебрегайте этим даром.
Она вскинула голову:
— По-вашему, я буду просто жить и тихо делать свою работу, не зная, за что погиб мой отец?! Плохо же вы обо мне думаете!
— Поверьте, люди, доискавшись правды, далеко не всегда сами понимают, что с этой правдой делать.
Она покачала головой:
— Я тоже не знаю, что буду делать с этой правдой. Но вы сами сказали, он — мой отец… Я хочу… Я должна знать, что произошло.
— Хорошо, — произнес Верховный. — Вы правы, ваш отец был одержим местью. Он хотел обратить силы Ордена против Бессмертных, причем сделать это так, чтобы руководство оказалось не в состоянии остановить процесс. Сумей он выполнить задуманное — и неминуемо начался бы раскол в Ордене, а потом — война с Бессмертными.
Элен смотрела на него круглыми от страха и изумления глазами, прикрывая губы ладошкой бессознательным жестом защиты. Спросила почти шепотом:
— Это правда?
— Зачем мне лгать вам, Элен? — мягче произнес Лафонтен. — Да, это правда. Хотя для меня так и осталось неясным, осознавал ли до конца Джек возможные последствия своих планов или уже был неспособен видеть ничего, кроме своей мести. Но вас он защищал до последней возможности. Твердил, что вы ничего не знали.
— Я не знала, — потерянно прошептала Элен. — Я ни за что не позволила бы ему… Но каким образом? Как он мог все это сделать?
— А вот этого я вам не скажу. Ни вам, ни кому-то другому. Информация засекречена именно потому, что распространение ее обернется катастрофой. Малейший намек на ваше участие в этом деле поставил бы крест на вашей карьере Наблюдателя раз и навсегда. Надеюсь, вы понимаете, что будет с вами, попытайся вы продолжить начатое вашим отцом.
— Я не хочу ничего продолжать, — растерянно покачала головой она. — Это… просто какое-то безумие!
Он кивнул:
— Рад, что вы это понимаете. — Выпрямился, положил на стол сцепленные руки. — Послушайте меня, Элен. Не ищите виноватых в том, что произошло. Ваш отец распорядился своей жизнью так, как хотел, вас это не обязывает ни к чему.
На губах Элен появилась бледная улыбка:
— Нечто похожее я слышала недавно от другого человека…
— Полагаю, от того, которого вы посетили вечером накануне суда, — заметил Верховный. — Надеюсь, что вы оцените совет правильно. Я не требую, чтобы вы отказывались от отца или открыто его осуждали. Но и считать его непонятым героем тоже не нужно. Помните, он не хотел, чтобы вы вмешивались в это дело. И не захотел бы, чтобы вы рисковали своей жизнью и благополучием сейчас, когда ничего уже нельзя изменить.
Она молчала. Лафонтен не торопил ее новыми вопросами.
— Чего же вы от меня хотите? — спросила наконец Элен. — Я понимаю… Мне пришел вызов на беседу с шефом Службы безопасности, но это только на послезавтра. А потом другой — к вам. От меня что-то требуется? Есть условия моего пребывания в Ордене?
— Ничего не требуется, — покачал головой Лафонтен. — Приказ Молери я отменил, к нему вам идти не нужно. Ваш отец перед смертью попросил меня поговорить с вами, не привлекая к этому делу Службу безопасности. Я выполняю его желание. Служба безопасности вас не побеспокоит. Я верю вам — верю, что вы ни в чем не виноваты. Не обманите это доверие.
Она молча покивала, потом вздохнула:
— Как же все это глупо!
— Вот тут вы правы. Но что было, то было, времени вспять не повернуть. Вы можете идти, Элен. Рекомендации насчет вашего назначения после Академии я передам в Трибунал.
— Рекомендации? — удивилась она. — Разве я просила рекомендаций?
— Нет, не просили. Но они вам будут не лишними. Не беспокойтесь, я не буду ничего никому навязывать. Просто попрошу внимательнее отнестись к вашим собственным пожеланиям.
— Да. Спасибо. — Она встала. Глянула неуверенно: — Простите, я думала о вас хуже.
— Рад, что ваше мнение изменилось. До свидания, мадемуазель Шапиро.
— До свидания.
*
Дверь за Элен Шапиро захлопнулась, и Лафонтен откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза. Не то чтобы недолгий разговор утомил его по-настоящему, но… Хотя вроде бы все прошло хорошо, и Элен пока что не настроена делать глупости.
В дверь негромко постучали, и в кабинет вошла Дана.
— Месье Антуан? Как вы?
— Ничего, — отозвался он, выпрямляясь. — Просто немного устал. Надо бы отвлечься и перекусить… Забавно, вдруг захотелось чаю с пирожными.
— Приготовить?
— Нет, спасибо, — он улыбнулся и, взяв трость, поднялся на ноги. — Я схожу в кафе. Заодно и проветрюсь.
Маленькое кафе для персонала офиса находилось в северном крыле здания. Длинной дорогой через тихие лестницы Лафонтен добрался туда минут за пять.
Залов в кафе было два: просторный общий и с уютными перегородками — для любителей приватных разговоров. Второй зал, как правило, предпочитали высокие чины Ордена, в том числе и Верховный Координатор. Сейчас беседовать там было не с кем, но просто посидеть в тишине, которую только усиливала мурлыкающая музыка, тоже было хорошо.
Принесли чай, слишком горячий. Ожидая, пока он немного остынет, Лафонтен медленно крутил в руках обжигающую чашку и размышлял.
Итак, сессия Трибунала по «Делу о генераторе» с участием сменных заседателей закончилась неделю назад. По сумме всех принятых решений, Трибунал снова проявил великодушие. Прежде при расследовании дел Отступников признание вины автоматически означало ликвидацию агента, независимо от уровня в иерархии Ордена. Но за последние годы изменилось действительно многое, и одним из показателей этих перемен стала реакция на выступление перед Трибуналом Митоса. Его услышали, а не просто дали высказаться и отпустили с миром.