— Пустяки, Деннис, я ведь уже здесь.
Верховный сел в предложенное кресло:
— Итак, что за срочная надобность перед срочным же совещанием? Новости?
— И новости неприятные, — произнес Первый Трибун, тоже садясь за стол. — Лао Ченг намерен выдвинуть против вас обвинение в превышении власти.
— У него есть для этого основания?
Грант выпрямился и вопросительно приподнял брови.
— Вы не удивлены, — заметил он. Взял лежавший перед ним на столе лист бумаги и протянул Лафонтену. — Вот основания.
Копия страницы из папки доктора Крамера. Папки, которой уже давно не существовало. Ровные цепочки цифр и знаков, без текста. Лафонтен припомнил, как выглядел оригинал, потом аккуратно положил страницу перед собой на стол. Не поддельная. Хороший ход. Очень хороший.
Грант продолжил:
— Мне объяснили, что это такое и откуда могло взяться. Ченг считает, что ни у кого, кроме вас, эти бумаги оказаться не могли. Обосновать обвинение, в сущности, больше нечем. Слово против слова… во всяком случае, мне больше ничего не известно. Но я все же предпочел бы первым услышать вашу версию — откуда могла взяться эта бумага. Ченга лучше осадить сразу, так шума будет меньше.
Грант умолк. Лафонтен тоже молчал, глядя на лежащую перед ним бумагу.
— Месье Антуан? Почему вы молчите?
— Мне нечего сказать, — произнес Лафонтен.
— Нечего?
— Да. Эта бумага — копия страницы из описания генератора.
— То есть это описание в самом деле существует?
— Существовало.
Несколько долгих мгновений Грант молчал, сжав губы, очевидно достраивая мысленно цепочку: «я знаю, что это за бумаги» — «я знаю, что их больше не существует» — «я это знал, когда обсуждали дело Шапиро» — «я солгал Трибуналу» — «ложь раскрылась» — «мне нечего возразить».
С глубоким вздохом он откинулся в кресле и провел ладонью по лицу:
— И вы так спокойно об этом говорите, месье Антуан! Вы отдаете себе отчет…
— Я всегда и во всем отдаю себе отчет, — перебил его Лафонтен. — Да, я видел эти бумаги. И на тот момент знал, что держу в руках последнюю копию… Какой у меня был выбор? Вынести благое начинание на общее обсуждение и предоставить распоряжаться им экстремистам вроде Ченга?
— Разумеется, нет, — поморщился Грант. — Но речь не о нем. Речь о нас. Обо мне, о тех, кто работал с вами вместе. Или мы тоже не заслуживаем доверия?
Лафонтен тяжело вздохнул. На такие вопросы отвечать всегда было непросто.
— Я не хотел обижать вас недоверием, но не мог позволить такой информации стать достоянием гласности.
И не мог сделать тебя второй мишенью в этом конфликте, добавил он мысленно. Вслух же закончил негромко:
— У меня не было выбора, Деннис.
Грант кивнул:
— У меня тоже нет выбора, месье Антуан. Я должен принять и рассмотреть заявление Ченга.
— Я и не собирался с этим спорить. — Он выпрямился и взялся за трость, собираясь встать.
— И вы ничего больше мне не скажете?
— Мне больше нечего сказать. Когда нет сил для борьбы, приходится уступать.
— Уступать? — изумился Грант. — Кому? Этому интригану Ченгу?!
— Не Ченгу. Вам. Я приму любое ваше решение, Деннис. Любое.
— Месье Антуан!
Лафонтен глянул на часы и поднялся.
— Мне пора, через полчаса открывать совещание. А вас я попрошу: прежде чем решать, стоит ли там появиться, достаньте и прочтите бумагу, которую я вам оставил после ареста Шапиро.
— Месье Антуан. — Грант встал из-за стола. — Пожалуйста, не делайте вид, будто не понимаете, о чем я… Вы мой учитель, я не могу вас судить!
Лафонтен остановился у двери и оглянулся:
— Значит, я был плохим учителем.
Он вышел и притворил за собой дверь, без труда представив себе дальнейшее: пару минут Грант будет нервно ходить по кабинету, потом, спохватившись, достанет из сейфа темную папку…
Но как же круто все повернулось! Это и есть обещанный Розье «сюрприз»?..
*
Малый конференц-зал с овальным столом, рассчитанным на десять человек, находился на втором этаже в восточном крыле здания. Совещание было назначено на десять часов, и ровно в десять Лафонтен входил в зал.
Азиатская группа состояла из представителей восьми регионов. Для срочного совещания к Ченгу смогли присоединиться пятеро. Дана сказала, что они настроены решительно, однако решительность читалась только в глазах Ченга. Остальные его уверенности не разделяли… Но единственной в этой компании женщиной была японка Марико Тагава, известная нелюбовью к кулуарным интригам, бескомпромиссностью и чрезвычайной жесткостью в отстаивании своих позиций. Для Ченга она была союзником незаменимым, но и опасным — если в некий момент она усмотрит изъян в его позиции, поддержки ее он лишится мгновенно. Ченг должен быть очень уверен в своих позициях, если решился привлечь ее к делу…
Знать бы, сколько, чего и, главное, откуда ему известно.
— Доброе утро, господа, — произнес Верховный, подходя к своему месту во главе стола. — Прошу садиться.
Он сел сам и подождал, пока рассядутся все. Ченг занял место напротив, на другом конце стола; справа от него села Марико, следом остальные — так, что пустыми оказались три места, ближние к председателю.
Очень показательно.
Верховный окинул взглядом всех по очереди. Наверно, ни одна другая региональная группа не объединяла людей настолько различных меж собой — и внешне, и по религиозным и политическим взглядам… Он задержал внимание на Лао Ченге, невольно вспомнив другого человека — того, чьим наследником Ченг себя считал. Как и Чун Ли, Ченг был великолепно образован и очень умен; кое в чем они были похожи и внешне — невысоким ростом, худобой и стремительностью движений, но на этом сходство и заканчивалось.
— Итак, господа… Поскольку это совещание — инициатива господина Ченга, то повестку дня должен предложить он сам. Я вас слушаю, господин Ченг.
Ченг выложил на стол уже знакомую Лафонтену копию:
— Повестка дня состоит из одного вопроса. Я хочу знать судьбу остальных страниц вот этого расчета.
Лафонтен подождал, пока коллеги Ченга передадут ему лист. Посмотрел, убеждаясь, что копия та же, которую он видел недавно у Гранта.
— Существование других страниц вы вывели из нескольких строчек на этой, очевидно, путем логических умозаключений?
«Ну, давай, скажи что-нибудь о других бумагах!..»
Ченг даже бровью не повел.
— Разумеется. Господин Лафонтен, ваша научная специальность далека от естественных наук, но я физик. И здесь, — он постучал ногтем по листу с формулами, — на своем поле я, а не вы. Поэтому не нужно пытаться меня одурачить.
«Если бы дело было в физике,» — мысленно усмехнулся Лафонтен. Вслух же заметил:
— Не логичнее ли спрашивать о судьбе оригинала того, кто держит в руках копию?
— Нет, не логичнее, — уронил Ченг.
Лафонтен откинулся на высокую спинку стула, положив на край стола сцепленные руки. Плана действий у него не было. Он все еще не мог уверенно оценить ни осведомленность Ченга, ни масштаб возможных проблем, но как-то вдруг пришло ощущение, что знание всего этого ничем бы ему не помогло.
— Вы напрасно ждете ответа, господин Ченг. Если в вашем распоряжении только эта страница, то вам придется ею довольствоваться.
Ченг напряженно выпрямился:
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно уверен.
Марико наклонилась к Ченгу и что-то сказала ему вполголоса. Он ответил негромко и очень коротко. Марико выпрямилась.
— Господин Лафонтен. — У нее был удивительный голос, вроде бы мягкий и негромкий, но слышно ее было среди любых словесных баталий. — Заявленная вами уверенность предполагает определенную осведомленность. Фактически вы только что подтвердили, что вам известен и сам факт существования этих расчетов, и то, что на текущий момент они недоступны. Отрицать столь очевидные вещи было бы с вашей стороны… странно.
— Я не собираюсь отрицать очевидные вещи, госпожа Тагава.