Арману оставалось сдать последние экзамены в Академии, когда размеренное течение событий внезапно нарушилось.
Пасмурной ночью в начале зимы Лафонтена поднял с постели телефонный звонок одного из его агентов. Сообщение было предельно кратким: «Берк в больнице. Автокатастрофа. Обстоятельства подозрительные», и название и адрес больницы.
Лафонтен прибыл в больницу через час. Верховный Координатор был в реанимации, без сознания, врачи не давали никаких гарантий.
Выслушав сообщения своих агентов, Лафонтен согласился с тем, что обстоятельства аварии позволяют заподозрить покушение.
Но кто мог?..
Само собой напрашивалось предположение, что кому-то из претендентов на титул Гроссмейстера надоело ждать очереди. Но увы, тремя месяцами раньше Верховный отменил распоряжения о преемственности, а новых кандидатов еще не назвал. Возможно, кто-то рассчитывал как раз воспользоваться моментом неопределенности в этом вопросе для захвата командных высот в Ордене, кто-то, кого Берк в свои распоряжения не включил бы точно. Но как вычислить этого смутьяна прежде, чем он достигнет своей цели? Опять же, даже если Берк не выживет, но успеет назвать преемника, Трибунал примет во внимание его волю. Недаром же следом за Лафонтеном в больницу примчались все трое Трибунов.
Берк умер тем же вечером, так и не придя в сознание. А вскоре после похорон Лафонтен, приехав навестить Верчезе, с презрительным негодованием выговаривал имя нового Верховного Координатора.
Клод Валера.
*
…Посетители прибыли в начале седьмого.
Лафонтен ждал их в гостиной на первом этаже и поднялся из кресла, только когда Патрик открыл двери, впуская Роше и двух женщин — медсестер из клиники.
Поздоровавшись, Роше повернулся к своим спутницам.
— Позволь представить наших сотрудниц… Мадлен Руш. — Он слегка улыбнулся. — Ее ты, возможно, помнишь — по прошлому посещению моей клиники.
— Да, помню. Рад встрече, мадам…
— Просто Мадлен, — мягко поправила та. — Так удобнее, и привычнее мне.
— Катрин Фарелли.
Младшая женщина ничего не сказала, только улыбнулась и наклонила голову.
Роше продолжил:
— Они будут дежурить у тебя по очереди, поскольку днем к тебе не подступиться и придется все откладывать на вечер и ночь. Но уж тут, будь добр, не противься.
— Как скажешь, — Лафонтен передернул плечами и спрятал руки в широкие рукава халата.
Роше встревоженно нахмурился:
— А выглядишь ты неважно, друг мой… Давай-ка поднимемся в твои комнаты. Да, кстати, та девушка — твой секретарь, кажется?
— Я попросил ее приехать к семи часам. Идемте.
Они поднялись на второй этаж. Приведя гостей в комнату, смежную со спальней, Лафонтен повернулся к Роше:
— Мы можем поговорить здесь.
— Нет, не можем, — отрезал тот. — Мы ни о чем не будем разговаривать, пока ты не ляжешь.
Спорить было бесполезно. Добродушный улыбчивый толстяк Роше добродушным и улыбчивым оставался только в том, что не касалось его работы, а уж пациентов он каких только не видал!
Роше прошел в спальню, дождался, пока очередной его капризный пациент ляжет, и поставил на стол свой кейс.
— Давай-ка я тебя осмотрю, потом поговорим…
Он сел на край кровати, поставил рядом небольшой серый футляр, открыл его — замок щелкнул негромко, но очень отчетливо. Лафонтен не успел сдержать короткий вздох, и Роше это заметил:
— Не вздрагивай, это всего лишь тонометр. Я ничего не буду делать, только прослушаю тебя и измерю давление.
— Извини.
Легко было сказать — не вздрагивай…
Закончив осмотр, Роше убрал свои приборы, придвинул к кровати стул и, сев, принялся четко и обстоятельно излагать детали курса лечения. Лафонтен выслушал внимательно, не перебивая, но, едва Роше умолк, тихо спросил:
— Это ведь не лечение, правда, Луи? От этой болезни нет лекарств.
— Верно, — кивнул тот. — Это способ избавить тебя от лишних мучений. Так ты будешь жить почти нормальной жизнью.
— Сколько? — в упор спросил Лафонтен.
— Я ведь уже говорил.
— Не надо утешать меня сказками, Луи. Сколько? За вычетом времени, которое я должен буду провести на больничной койке?
Роше подумал немного, потом, решившись, произнес:
— Полгода. В лучшем случае, если не будешь пренебрегать моими советами. Хотя я и не жду, что ты будешь проводить время на больничной койке. Сегодня у тебя останется Мадлен. Лучше, если она будет где-нибудь поблизости.
— Конечно. Скажите Патрику, он позаботится.
Лафонтен хотел спросить его еще кое о чем, но тут в спальню осторожно заглянул Патрик и сообщил о приезде Даны.
Роше кивнул:
— Лежи. Я встречу твою адъютантшу… Все равно мне нужно с ней поговорить.
Лафонтен снова откинулся на подушки. Пусть.
Хотя с Даной он предпочел бы поговорить сам. Он уже почти жалел, что обратился к ней за помощью…
…К реальности его вернуло мягкое прикосновение ко лбу прохладной ладони.
Он, вздрогнув, открыл глаза и увидел над собой напряженно нахмурившегося Роше.
— Извини… я, кажется, задремал.
— Ничего, — отозвался Роше. — Похоже, дела обстоят хуже, чем я думал… Ну что ж, с мадемуазель Даной мы побеседовали, все инструкции я ей дал. Проверять буду лично, имей в виду. Так что не отмахивайся и не отнекивайся.
— Перестань считать меня вздорным стариком, Луи, — с улыбкой произнес Лафонтен. — Я же не враг себе, в конце концов.
— Ну и замечательно. И давай займемся делом, у нас все готово.
— И… что от меня требуется?
— Немного раздеться. Первые две инъекции сделаем сейчас, пока я здесь. Посмотрю на твою реакцию.
— Две? Боже мой… — Лафонтен нервно усмехнулся, откинув край одеяла и начиная расстегивать пуговицы просторной блузы.
Что там делают помощницы Роше, он даже видеть не хотел. Несколько раз вздохнул, вгоняя сбившееся было сердце в нормальный ритм. Прикрыл глаза.
Пуговица застряла в петле, он с внезапным раздражением дернул ее сильнее — и вскинулся, когда поверх его руки легли чужие пальцы.
— Что?
— Тише, — улыбнулась Дана. — Позвольте мне.
Он, растерявшись, посмотрел на ее руки, на закатанные по локоть рукава блузки, потом снова поднял взгляд. Это походило на сон — Дана, которая сидит на его кровати и аккуратно расстегивает его одежду.
— Но почему вы?
— Профессор Роше мне вас не доверит, если сам не посмотрит на меня в деле.
Она откинула блузу с его правого плеча и мягко провела ладонью по его руке до локтя. По-своему поняла нервную дрожь и напряжение:
— Месье Антуан, я знаю, что делаю. Расслабьтесь, пожалуйста.
Он молча прикрыл глаза.
Касание теплой женской ладони. Он заставил себя сосредоточиться на этом ощущении, отодвигая все остальное — шелест, приглушенные голоса, звякнуло стекло, потом металл, резко пахнуло спиртом, холодная влага пробежала по коже… Кажется, ему удалось даже не вздрогнуть.
— Очень хорошо, — сквозь звон в ушах пробился голос Роше. — Вы точно не работали в медицинской сфере, мадемуазель?
— Я просто не забываю то, чему когда-то научилась, профессор.
Лафонтен вдохнул, выдохнул и открыл глаза. Шевелить правой рукой было еще больно, и он оправил блузу левой. Роше, присев на кровать вместо поднявшейся Даны, взял его за руку, считая пульс. Кивнул:
— Все в порядке.
— Может быть, стоит сделать перерыв? — негромко спросила Дана.
— Нет, — коротко отозвался профессор и поднялся, снова уступая ей место.
Дана пожала плечами и села на кровать.
Вторая инъекция была внутривенной. Прежде Лафонтен думал о ней с тихой обреченностью приговоренного, но сейчас вдруг почувствовал, что дурнотный страх отступил. Он почти спокойно смотрел, как Дана подсовывает ему под локоть тугой валик, закатывает рукав и перетягивает руку жгутом. У нее действительно получалось ловко.
Ее руки. Узкие ладони, не тонкие и нежные — твердые, привычные к оружию и способные сжиматься в очень крепкие кулаки. От их касаний, сразу осторожных и уверенных, становилось тепло и почти не страшно.