Когда Акадия кивнула в сторону Джайре отойти для разговора, для нее этот жест был вполне ожидаем. Зло усмехнувшись, девушка решительным шагом направилась прочь от костра — по ее мнению, им не о чем было говорить. Нахмурившись, Акадия терпеливо вздохнула.
За спиной возникла одна из легатов, амазонка высшего звания, Амрена, всегда следовавшая тенью за своей повелительницей.
— Ей здесь не место, вы прекрасно это понимаете, госпожа.
Словно соглашаясь с высказанным недовольством, нестройным бряцаньем отозвались мечи других амазонок-легатов, подошедших к ним.
— Тебе ли это решать, Амрена? Прошло десять лет, даже больше, и невиновность Джайры давно доказана…
— Чем? — прошипела легат. — Тем, что она якобы добросовестно ушла из сената, так и не ответив за свою измену? Все поселение возмущено ее присутствием здесь.
— Она имеет на это право. Эврикида…
— Эврикида укрыла ее от нашего гнева, зная, что ты не позволишь сестру и пальцем тронуть. И Джайра воспользовалась этим.
Акадия резко обернулась к Амрене, окатив ее волной гнева.
— Да что ты можешь знать о Джайре, кроме своей ненависти и зависти к ней.
— Знаю, и достаточно для того, чтобы иметь причины изгнать ее отсюда навсегда, а может, и казнить. Ведь это из-за нее погибла Эврикида.
Лицо Акадии стало изменяться, принимая все более обеспокоенное выражение.
— Пока Джайра здесь, весь авангард и легаты находятся в постоянном бдении.
— Замолчи, — процедила Акадия сквозь зубы, но легат продолжала наступление.
— Я слышала ваш разговор с Эврикидой, как вы создали из этой бездомной совершенное оружие, только вот что-то это оружие больше не хочет, чтобы им управляли. Да и другим оно тоже оказалось нужно позарез.
Акадия молчала. Каким образом маленькая послушница подслушала разговор, давность которого переваливала за тридцать лет, уже не имело значение.
— И что же, — голос стал срываться, как ни пыталась контролировать его Акадия, — что ты собираешься делать? Пока я на троне, у тебя нет полной власти, да и Джайра тебя ненавидит не в меньшей мере, чем ты ее. Ты сама говоришь: она не хочет никому больше подчиняться, — значит, и тебя слушаться не станет…
— Как и тебя, верховная амазонка, — что-то в интонации и в самих словах, достаточно простых, но сказанных с таким огромным весом, привело Акадию в крайнее замешательство, и необъяснимый панический страх заставил искать пути спасения…
Будучи далеко от этого судьбоносного разговора, кипя от злости, Джайра шла, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этого сборища. Ноги привели ее на главную площадь перед Дворцом Справедливости, верхушка хрустального купола которого уже набирала краски рассвета. Над всей площадью возвышалась статуя Имраны Заступницы, протягивающей навстречу левую ладонь в дружественном жесте. В туманном освещении гранитное изваяние было будто живым, и Джайре всегда казалось, что она улыбается ей. Сколько надежд было в душе, когда Джайра впервые увидела ее, облаченную в искусно вытесанный скульпторами застывший плащ, словно развевающийся на ветру, в этом великолепном крылатом шлеме без забрала; сколько восторга и безудержной радости просто потому, что она даст клятву этой легендарной воительнице, пускай и всего лишь памятнику. Правая рука женщины, положенная на сердце, все еще где-то в глубине вызывала, как и в прежние времена, сильные чувства, что-то вроде мужества, верности, целеустремленности, и улыбка Имраны не оставляла сомнений в том, что они послужат только благородным целям. На гранитном постаменте даже при слабом сиянии светочей было отчетливо видно надпись: «Не человек должен служить магии, а магия — человеку. Это и великий дар, и большая ответственность. Не искушенный — не злодей, но раскаявшийся достоин прощения». Когда началась Война за Северное Побережье, Ардонию больше некому было защищать, в городах остались только женщины, немощные и дети, тогда и началась Охота на женщин, способных очаровывать своей красотой. С тех самых пор и существуют амазонки. Из года в год, изо дня в день они искали способ вернуть миру все то благое, что он потерял в ходе многочисленных воин и что удалось сохранить им. Вытесанные слова были частью клятвы, которая являлась для амазонок святой истинной во всем. Эту клятву никто не нарушал, но и Джайра не делала этого никогда. Важно то, что тогда Акадия, та самая Акадия, легат, только что получившая звание легиоры и взошедшая на трон верховной амазонки, которая выбрала в свои опционы Джайру, не поверила ей и выдвинула обвинение. Она прекрасно помнила тогда торжество Амрены и ее сторонниц, растерянность Акадии и отчаяние Ксии, еще послушницы, ее ученицы. Страшно подумать, как давно это было — больше десяти лет назад! Хотя по самой Джайре это не скажешь — ее внешность не изменилась благодаря унаследованному эльфийскому долголетию, правда, неизвестно, каким образом оказавшемуся в ее крови, — чего не скажешь о внутреннем состоянии. В один момент все чувства, притупленные временем и долгим скитанием в поисках нового пристанища, вдруг стали острыми ножами, и их ничто не могло вытеснить, уже ничто.