Севар не мог нарадоваться новому жеребцу, и то и дело поднимал кружку за Сири, голову которой не покидает Доха. Драс подсел ко мне, и подал мне кружку.
— Попробуй, тебе может понравиться. — он сощурил лукаво глаз, и выжидающе ждал, когда я сделаю первый глоток. Парень не так прост, как кажется!
Запах дал надежду, и я решительно отпила из кружки. Тонкая кислинка, терпкость и легкий оттенок нагретых на солнце виноградин… Это красное сухое вино! Идеальной выдержки, без сахара, и выверенной крепости! Не может быть! Драс смотрел как расширяются мои глаза, и копировал меня.
— Где ты это взял? — я взяла его за руку. — Веди меня туда, где ты это купил! Срочно!
Он сидел и смеялся, а я уже выбежала на улицу вместе с кружкой. Господи, неужели не все так плохо, как мне кажется, и здесь действительно можно найти виноград? С неба валили крупные хлопья снега, но температура была явно выше ноля, или это вино играет со мной?
— Я знал, что ты оценишь, Сири, только вот придется отдать за такую кружку аж десять суалов. Таары редко продают здесь красную олу, она считается лекарством, и почти все забирает Тирэс, — он вышел за мной. — пойдем, покажу тебе их лавку, там много странного, но ты теперь — самое странное, что я видел за все эти годы.
— Почему это? — я сделала вид, что в полном недоумении.
— Сири, не делай из меня дурака! Ты делаешь одежду, которая не пропускает холод, ты делаешь трубы и дома, в которых тепло, ты видишь опасность там, где ее не замечают мужчины. Ты сама собрала людей для твоей работы, распределила ее, подключила всех, кого возможно. Даже Бор теперь верит всему, что ты говоришь. Ты видишь, что людям необходимо новое место для жизни, ты ищешь безопасности, а у тебя ведь даже нет ребенка, ты не должна иметь столько страхов.
— Ты, мне помнится, утверждал, что я трусиха, каких земли не видывали, а сейчас удивляешься — откуда у меня страхи.
— Это не те страхи, это не женские страхи. Ты видишь вещи, которые меньше семечка, и заранее знаешь, какая крона будет у дерева из этого семечка, и что его может погубить. — Он чертовски витиевато начал говорить, интересно, он был таким, или только сейчас начал применять в беседе метафоры?
— Веди меня, Драс, в эту чудо-лавку, где есть чудо-лекарство для моей чудо-головы, — я очень хотела, чтобы сейчас рядом со мной был хоть один человек из моей прошлой жизни, чтобы поговорить на простом языке о простых вещах.
— Держись за меня, уже темно. Вон там, видишь, с виду это харчевня, где можно поесть, и выпить, но кроме этого, у них есть много интересного.
Мы подошли к каменному домику в два этажа. В слишком большие для этого мира, остекленные окна я увидела свой старый мир. Я стояла с кружкой в руках, в шапочке на коротко и криво стриженной голове, в платье, которое уродовало больше, чем грело, душегрейке из овечьей шкуры, и в огромных, тяжелых валенках. А там, за окном, стояли красивые деревянные столы, стулья с кованными спинками, на стенах висели фонарики со свечами, там была музыка, и еще, там были другие люди.
Нет, ни оттенок кожи, ни одежда делали их иными, а жесты, наклоны головы, жестикуляция во время разговора. Между столами ходили три официанта, обслуживающие три столика. За одним сидели три мужчины, за вторым двое мужчин и две женщины, а за третьим сидели люди, чьи лица мне уже были знакомы. Эта пара с шелкового корабля. Мужчина в черном, и женщина, чей танец так поразил толпу, только сегодня косички на ее голове отсутствовали, и волосы были сложены в сложную прическу, где явно не обошлось без щипцов. На них были великолепные брючные костюмы из парчи, разного цвета и фасона, но в этом мире это было верхом элегантности.
С ними были еще двое мужчин в возрасте, и вели они себя как хозяева этого кафе — одними бровями указывали официантам, что нужно обратить внимание на тот, или иной столик.
Я стояла здесь, за квадратом света от окна, под валящим снегом, как ребенок, знающий, что ему ничего не светит, перед магазином с игрушками. Хотелось вывернуть нижнюю губу и заплакать.
— Если ты посмотришь в другую сторону от входа, там и будет лавка, Сири. Я вижу, ты рада, что увидела такую красоту, это намного лучше, чем харчевня, в которой мы сидим.
— Идем, надеюсь у них нет дресс-кода. — я показала Драсу, что лучше не спрашивай о значении этого слова, и мы вместе вошли в сказку.
Если объяснять значение взгляда на нас всех сидящих, то это, как если в ресторан со всеми мишленовскими звездами войдут двое с микрофоном и коробкой- усилителем из электрички «Курский — Силикатная», и сказажут: «Приятного вам аппетита, уважаемые господа, для вас песня», высморкаются, проверив микрофоны, затянут «Владимирский централ».