Дмитрий Глуховский Наследие Собянина
— Наше дело маленькое, — Зафарджон разводит руками. — Сказали снимать — снимаем. Ты, уважаемый, отойди пожалуйста, тут люди сейчас работать будут. Асфальт класть.
— Ну а тебе самому-то как больше нравится? — не сдаюсь я. — С брусчаткой или с асфальтом?
— Мне вообще-то с асфальтом. Так убираться удобнее будет, — стеснительно улыбается Зафарджон. — Плитка эта очень надоела. В щели грязь набивается. Эй! Осторожно!
И он буквально выхватывает меня из-под сдающего задом катка.
Тот разворачивается, выходит на боевую позицию и ползет вперед — мимо гор выбитой из земли брусчатки — давя своим чудовищным весом рассыпчатый асфальт, оставляет за собой черную дымящуюся полосу. Идеально ровную и гладкую. Сначала она чуть выделяется на растущем асфальтовом поле, но через несколько мгновений полностью сливается с ним.
Исходящий от свежего асфальта сладковатый пар мешается с рассветной дымкой; стены древнего Кремля нежным светом красит солнце. Копошатся оранжевыми муравьями таджики на почти целиком уже заасфальтированной Красной площади. Кремлевскую брусчатку — устаревшую, негигиеничную — увозят немецкие самосвалы.
Скоро в городе не останется ни метра проклятой москвичами плитки. Столицу закатают в нарядный асфальт.
* * *Так Москва избавляется от наследия Собянина. Еще неделя — и ничто не будет напоминать о годах его градоначальничества. Хотя недооценивать роль Собянина в истории России не стоило бы, говорит историк Сергей Козин.
«Именно Собянин, посаженный княжить Москвой еще до третьего путинского срока, стал провозвестником великих перемен. Именно он со своей плиточной эпопеей покорно сыграл для верховной власти роль пробного шара, с которого и начался официальный отказ от бессмысленной и обреченной демагогии на тему модернизации государства», — объясняет Козин.
Именно с него — начинавшего мэром при президенте Медведеве, а ушедшем князем при великом князе — и был официально восстановлен столь органичный, естественный и исторически единственно возможный для нашей страны политический уклад.
Феодализм.
Прогрессисты называют нынешнюю систему технофеодализмом, историки — неофеодализмом, философы — феодализмом постмодернистским. При всем несущественном различии формулировок, суть одна.
Суверен сажает своих верных вассалов на княжение, препоручая им облагать данью народ сообразно своим представлениям о справедливости, государственности и выгоде. В нынешнем обществе «княжение» это может быть как географическим, так и тематическим.
Вазген Асмодян занимается практическими аспектами феодализма: в звании полковника полиции он возглавляет один из московских ОВД.
«Скажем, Иванов посажен княжить Министерством внутренних дел, — объясняет Асмодян. — Он должен уметь так отстроить пирамиду власти внутри своего ведомства, чтобы каждый генерал, сам приходящийся князю вассалом, подносил ему оброк. Генералы обкладывают данью своих собственных вассалов — полковников, те — майоров. Главы управлений — своих подчиненных. И так до самого основания пирамиды — до участковых, которые собирают подати с дворовой мелкой торговли, до нарядов ППС, которые отлавливают беглых таджиков, до сотрудников, которые собирают с населения деньги, чтобы открыть какое-то дело, или наоборот, закрыть его».
Княжа вверенной отраслью, верный вассал должен, не забыв о себе, в знак личной преданности своему суверену отдавать причитающуюся властителю часть.
Эффективность князя измеряется двумя параметрами: его лояльностью и его способностью собирать дань. Большего наша система, выстроенная реалистами и прагматиками, от вассалов не требует. Вместе с официальным отказом от псевдодемократического декора мы смогли избавиться и от повисших на руках российского государства мертвым грузом рейтингов, от унизительной необходимости отчитываться перед населением и даже пытаться понравиться ему.
Потому что суверен, согласно доктрине провидческого теоретика неофеодализма, В.Ю.Суркова, богопомазан.
Протоиерей Чарльз Чаплин, наследный пресс-атташе РПЦ, рассказывает о корнях этой идеи: «Именно сделанное в далеком 2011 году программное заявление Суркова о том, что Путин послан России Господом, было первым шагом к возврату идеи богоизбранности царя; а там, где правителя избирает сам Господь, все прочие выборы теряют какой бы то ни было смысл, и народу остается лишь благодарно креститься. Вообще, роль Суркова в становлении русского феодализма велика — и то, что именно он готовил страну к историческому возвращению суверена видно хотя бы по введенному им термину „суверенная демократия“, принятому для обозначения переходного этапа между ельцинской демократией хаоса и приходом суверена, опирающегося на пирамиду власти».