— Они потрясающие, — прошептала я. — Кто фотограф?
Не похоже, что я смогу позволить себе такое, но, может быть, однажды.
Ронан не ответил, и я, наконец, оторвалась от картин и повернулась к нему лицом. Он пристально изучал меня.
— Не хочешь говорить? — Может быть, он хотел быть единственным, у кого на стенах висели такие мощные работы.
Ронан переместил свой вес и сжал рукой затылок.
— Я сделал их.
У меня отвисла челюсть.
— Серьезно?
Он пожал плечами.
— Я просто валял дурака.
— Чушь собачья, — огрызнулась я, гнев вскипел. — Ты невероятно талантлив, и преуменьшать это просто смешно. Тебе следовало бы продавать их в галереях.
Уголок рта Ронана дернулся.
— Знаешь, ты можешь быть фейерверком, когда разгорячишься. Этого я не ожидал.
Я раздраженно выдохнула.
— Мне не нравится видеть, как талант растрачивается впустую или преуменьшается.
Нежность наполнила выражение лица Ронана.
— Достаточно справедливо. Давай, сделаем этот флаер.
Он вытащил из кармана телефон и отправил фотографию на компьютер. Только на фотографии была изображена не только собака. Я тоже была в кадре. Мои рыжие волосы свободными волнами падали на лицо, когда я улыбалась собаке сверху вниз.
— Ты можешь вырезать меня? — пробормотала я.
— Зря, но ладно.
За считанные минуты он составил листовку, чтобы помочь нам найти владельца собаки.
— Я отправлю это в службу безопасности, и они смогут распечатать и распространить.
Я посмотрела на Ронана.
— Спасибо, что помог.
В этих янтарных глазах вспыхнули золотые искорки.
— Почти уверен, что сделаю для тебя все, что угодно.
Мой желудок сжался. Со мной что-то было не так. За всю мою жизнь у меня было, может быть, одно или два увлечения, и теперь, ни с того ни с сего, я почувствовала, что меня ежеминутно тянет к другому парню.
Я сосредоточенно посмотрела себе под ноги.
— Спасибо.
Ронан усмехнулся.
— Ты такая милая, когда краснеешь, Фейерверк.
Прежде чем я успела ответить, он взял меня за руку и вывел из комнаты. Он не отпускал меня ни на лестнице, ни пока мы шли по дому. Даже когда мы вышли на улицу.
Мой взгляд скользнул по заднему двору. Трейс и Дэш горячо спорили, но собаки нигде не было видно.
Я выдернула свою руку из руки Ронана и побежала.
— Где он?
Трейс и Дэш вскинули головы.
Дэш поморщился.
— Он, э-э, вроде как сбежал.
— Что? Он может пострадать здесь один.
— Он это заслужил, — пробормотал Трейс себе под нос.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — огрызнулась я.
— Эй, ребята, — позвал Колт, подбегая трусцой.
Я резко обернулась.
— Ты видел собаку? Здоровенного хаски?
— Да, Колт, — выдавил Трейс. — Видел каких-нибудь собак, пока был на пробежке? Лейтон, здесь, беспокоится, что эта шавка потерялась.
Колт кашлянул, пытаясь прочистить горло, и только тогда я заметила, что на нем были только шорты для бега и кроссовки. Я сглотнула, увидев загорелую кожу, туго обтягивающую рельефные мышцы.
— Да, я видел. Хозяин с другой стороны улицы позвал его домой.
Я вздохнула с облегчением.
Ронан подошел ко мне сзади и сжал мое плечо.
— Видишь, Фейерверк? Беспокоиться не о чем. — Он сделал паузу, пригвоздив Колта своим пристальным взглядом. — Некоторым владельцам собак просто нужно быть чертовски более ответственными.
— 26~
— Выглядит потрясающе, — сказала я Болдуину, рассматривая разложенное на столе.
Он просиял, глядя на меня.
— Ты сказала, что итальянская кухня — твоя любимая. Ты заслуживаешь праздника после своего первого дня в новой школе.
Я поборола дрожь, которая хотела вырваться наружу. Я не была уверена, что в моем первом дне было что-то такое, что заслуживало бы празднования. Но блюдо, возможно, того стоит.
Еды было больше, чем мы могли съесть впятером. Свежие домашние помидоры и буррата. Салат из рукколы. Пицца и лепешки. Клецки с горгонзолой. Паста с соусом Болоньезе. Чесночный хлеб.
У меня заурчало в животе, и Дэш мне улыбнулся.
— Думаю, это означает, что ей нравится, — сказал он Болдуину.
Болдуин хлопнул в ладоши.
— Тогда моя работа здесь закончена. Приятного аппетита и просто позвоните в колокольчик, если что-нибудь понадобится.
— Колокольчик? — спросила я, глядя на Колта.
Он одарил меня застенчивой улыбкой.
— Он здесь целую вечность, но действительно пригождается. — Он указал под стол.