София ограничилась молчанием.
— Тысячи людей умирают от голода, а ты едой разбрасываешься?
София с горечью подумала, что, наверное, даже голодные не стали бы есть этот ужасный горох. Затем она без слов встала и направилась к кухне.
Это место всегда казалось девочке похожим на ад. Все здесь было окутано паром, пропитанным запахом подгоревшего соуса. Содержимое огромных кастрюль бурлило без устали, а от плит исходил жуткий жар. Пол был скользким от воды, вытекавшей из старых посудомоечных машин, и София, поскальзываясь на нем, не раз рисковала свернуть себе шею. Кроме Джованны здесь работала еще одна молодая невысокого роста молчаливая монахиня, Софию направили к ней на подмогу.
К счастью, когда девочка вошла в кухню, пар почти полностью рассеялся. Посудомоечная машина, как всегда, плохо выполняла свою работу, и прямо перед девочкой уже возвышалась стопка тарелок, которые нужно было перемыть заново. София потратила на кухне значительную часть времени. По окончании работы у девочки звенело в ушах от непрерывной болтовни Джованны, на кухне от нее просто некуда было деться. Благодаря монахине выполнение уроков в общем зале больше уже не казалось Софии пыткой.
Это была большая комната с двумя столами и несколькими длинными лавками. Дети сидели через равные промежутки друг от друга и занимались посреди невообразимого гвалта.
София, как была в своем пропотевшем свитере, вся пропахшая кухней, так и вошла в зал. Не успела она открыть школьную сумку, как вдруг оттуда высунулась ящерица. Сидевшие рядом две девочки с криком вскочили на ноги. Животное бросилось наутек под хохот мальчишек и пронзительные девичьи вопли.
София успела заметить довольную физиономию Марко; без всякого сомнения, именно он и был автором этой проделки.
— Ну и что, София? Продолжаешь пакостить? — Как из-под земли выросла Джованна с метлой в руках.
— Я здесь ни при чем!
— Ну да, ты всегда ни при чем, однако стоит чему-нибудь приключиться, как ты обязательно оказываешься в самом центре событий.
— Я… — Слова застыли у девочки на губах. Не было никакого смысла доказывать свою невиновность. Нет ничего удивительного в том, что такие ничтожные люди, как она, постоянно подвергаются издевательствам. Поэтому она смиренно опустила голову и вытерпела нагоняй от Джованны, безжалостно распорядившейся удвоить время ее дежурства на кухне со следующего дня.
Вернувшись вечером в комнату, измученная София рухнула на кровать. Она наслаждалась тишиной и смотрела в окно на пожелтевшие листья большого платана. Небо стало темно-красным. Девочка обожала осень.
Лежа на койке, она принялась рассматривать пятна плесени на потолке, угадывая в них, как и в летних облаках, фантастические фигуры. Это был еще один способ уходить от тоскливой жизни, череды унижений, сопровождавших девочку с самого первого момента ее появления в приюте.
София была вся во власти своей грусти, когда в комнату вошла Джованна:
— Тебя хочет видеть сестра Пруденция.
Внезапно Софию объял страх. Весьма редко случалось, чтобы сестра Пруденция кого-либо к себе вызывала. В последний раз это произошло после того, как Лука украл что-то из кладовой. И это был единственный случай, когда мальчик в наказание получил подзатыльники.
— Меня? — недоверчиво спросила девочка, вставая с кровати.
— Именно так.
Переведя дух, девочка села на кровати. Голос Джованны выдавал ее обеспокоенность: она, должно быть, также подумала, что произошло что-то очень серьезное, и от растерянности обращалась к Софии без крика.
София осторожно слезла с кровати и пошла вслед за монахиней. Комнату девочки отделяли от кабинета сестры Пруденции два коридора и одна лестница, и это расстояние показалось ей бесконечным. Все это время она строила самые ужасные предположения относительно причины внезапного вызова.
Джованна тихонько постучала в дверь, и от этого звука все фантазии девочки вмиг улетучились.
Произнесенное директрисой «Пройдите» прозвучало мрачно и воинственно.
— Ну же, не бойся, — подбадривала ее Джованна.
София робко шагнула вперед. Никогда еще она не переступала порога этого кабинета. Все говорили о нем со страхом и благоговением, но лишь немногим доводилось побывать внутри.
Первое, что бросилось Софии в глаза, — это обилие красного дерева. Оно было повсюду: письменный стол, стоявший у стены, и книжный шкаф, битком набитый книгами, даже большое деревянное распятие, висевшее за спиной у монахини, — все было из красного дерева.
— Можно войти?
— Входи.
Сестра Пруденция сидела за столом над книгой, в которой что-то писала. София медленно вошла. Напротив стола директрисы стояло кресло, но девочка не знала, можно ли ей в него сесть. Это было большое красивое кресло, также красного дерева, обитое черной кожей.