Шип в моей руке лишал былой силы. Я чувствовал себя так же, как в последние дни моего перевоплощения, когда лежал на полу склепа: боли не было, но не было и сил.
Мы прибыли в порт, в самый отдаленный его уголок. К пристани причалила шлюпка, в которой сидело несколько здоровенных матросов. Их внешний облик выдавал бывалых моряков, суровое выражение их лиц не предвещало ничего хорошего тому, кто осмелился бы вступить с ними в перепалку. Недовольно ворча на проливной дождь, заливавший город уже несколько часов, матросы закрепили шлюпку у причала и выбрались из нее.
Подойдя ко мне и не церемонясь, подхватили под руки и грубо поволокли к шлюпке. Брукс и Тридвиг поспешили за ними. Бросив меня на дно, залитое дождевой и морской водой, все уселись в ней, и матросы, оттолкнувшись от причала, разобрали весла. Они действовали быстро и слаженно. Если капитан их судна хотел выйти в море, то нужно было торопиться — скоро начнется отлив.
«Из таких молодчиков получились бы хорошие пираты, — подумал я. — И передо мной нет того страха, какой безотчетно возникает у людей, стоит мне пристально посмотреть на них. Может они и есть пираты? Брукс и Тридвиг — точно».
Мы вышли из порта. На рейде стоял, почти невидимый, человеческому взгляду, из-за пелены дождя, корабль. На его палубе не были зажжены сигнальные огни. Капитан явно намеревался тайно выйти в океан.
Корабль, — легкий и быстрый флейт, такому мог позавидовать любой пират! Я всегда хотел служить на таком судне. Такие суда были, в основном, военно-транспортными и, ходя на них, можно было побывать во многих странах. Что же, мои мечты сбываются, но в каком-то извращенном, изуверском виде!
Подняв на палубу, матросы молча приковали меня к фок-мачте чугунными кандалами, руки стянули сзади железными, в несколько рядов, цепями, а голову притянули и закрепили за обруч. Я стоял прикованный и не имеющий возможности даже пошевелиться, с головой, высоко поднятой вверх.
Так меня могли не опасаться матросы, несущие вахту на палубе. «Я не смогу смотреть на них и воздействовать своим взглядом», — понял я их действия.
Мы вышли в море с ночным отливом. На палубе царил полный порядок и сосредоточенность, матросы работали слаженно и каждый из них знал свое место и работу. «Чтобы команда работала так хорошо, нужен авторитет, значит, капитан не из робких людей, раз сумел у таких моряков завоевать доверие и подчинение», — заметил я про себя. И все же матросы были возбуждены и радовались, что им не пришлось долго торчать в порту Онфлера.
Я смотрел на ночное небо. Дождь внезапно кончился и облака рассеялись, звезды серебряной россыпью мерцали в его бездонной глубине. Глубокая печаль примешивалась к чувству облегчения от того, что мне удалось помочь своей семье и отблагодарить близких мне людей за их любовь. Что ждет меня впереди? Вернусь ли я домой, увижу ли Диану? Мне было грустно от того, что она даже не знала о том, что я приходил к ней вчера ночью. Я знал, что она будет ждать, и будет любить — всегда! И я постараюсь вернуться, я сделаю все для этого. Пусть мне придется идти к ней всю жизнь — я вернусь.
Глубокой ночью на капитанский мостик поднялся капитан. Вместе с ним были Брукс и Тридвиг. «Вышли подышать свежим воздухом после обильного ужина и выпивки» — понял я из мыслей капитана. Негромко разговаривая, они стояли у борта.
— Зачем они ему? Все время об этом думаю, — спросил капитан Брукса, продолжая, очевидно, уже начатый разговор.
— Я спрашивал его, но он очень хитер и скрытен, все время увиливает от прямых ответов. Но я понял, что в ларце сокрыта сила, неведомая людям. Тьёдвальд знал тайну ларца. Лорд надеется разгадать ее.
— Тогда зачем ему нужны другие вампиры? — вмешался в разговор Тридвиг.
«Похоже, о Лорде больше всех знает Брукс», — я внимательно стал прислушиваться к разговору.
— Не знаю, но, как будто, они его разочаровали, он все время что-то ищет, и не может найти. При мне он очень осторожен и не и болтает лишнего. Я знаю только, что вампиры, которых мы для него ловили, не случайные, он все время ищет кого-то конкретного.
«Это уже интересно, может, мне следует попытаться разгадать эту тайну? Она напрямую связана с моим предком, значит, имеет для всех Морелей большое значение. Кто знает, что еще взбредет в голову этому таинственному Лорду. Лучше быть готовым ко всему, чем ждать в неведении, что он еще придумает, — я внимательно прислушивался к их разговору. — Значит, Брукс и Тридвиг — охотники. Теперь понятно, почему они умеют распылять мысли — их научили этому, а сеть и кандалы — их орудие ловли, и еще этот шип, что это может быть? Очень любопытно».
Постояв на палубе еще немного, Брукс и Тридвиг отправились в каюту. Капитан, проверив ночную вахту и отдав необходимые распоряжения, тоже отправился спать.
Утро. Легкий бриз упруго надувал паруса, позволяя флейту нести свой длинный корпус с приличной скоростью. Матросы, несущие утреннюю вахту, были заняты своей работой. Я внимательно прислушивался к их мыслям, стараясь понять, куда мы направляемся.
Молодой матрос, драивший палубу возле меня, сердито перебирал в уме свои ошибки, из-за которых он вчера проигрался в кости какому-то Джону. Чуть поодаль, другой матрос, мечтал о кружке доброго рома, и ругал, на чем стоит свет капитана, который ввел на корабле запрет на спиртное. То легкое вино, что выдавали матросам за обедом, он считал недостойным такого старого морехода, как он. Еще несколько матросов, занимаясь своей работой, иногда поглядывали на меня со страхом и омерзением. Такое существо как я, по их мнению, не должно оставаться в живых. Единственное, что их удерживало от расправы надо мной, это приказ капитана и хороший куш по окончании плавания.
Стоя у мачты, прикованный и усмиренный, я размышлял над этим. В том мире, в котором я жил до своего перевоплощения, вера в существование духов, привидений и вампиров было обычным делом. И всегда в этих легендах говорилось о том, как уберечься, или убить такого, как я. В них не говорилось о пощаде или милости к чудищам, подобным мне. Разве я сам не пытался покончить с собой, считая себя ужасным монстром, не имеющим права на жизнь? Меня изумляла, конечно, та легкость, с какой Тибо и Диана приняли мой новый образ. Но открыться родным, означало бы подвергнуть их большой опасности. Гонения церкви, инквизиция — это было реальной угрозой для жизни моих родственников. Мысли о том, как бы они приняли меня в виде вампира, тоже останавливали меня. Даже если бы меня и не убили, то чувствовать постоянный страх перед собой, или отвращение, было бы для меня невыносимо. Внешне, может, никто и не выказал бы этого при мне, но ведь никто не смог бы скрыть от меня свои мысли.
Поэтому то, как воспринимали меня эти люди, не удивляло и не сердило меня. Только горько было от того, что они не знали обо мне ничего, того, что мне не нужны их жизни и кровь. Оставаясь внутри себя человеком, и что, в конце концов, примирило меня с собой, я не мог крикнуть всем этим людям, что я человек! Пусть не такой, как они, пусть я ничего не ем и пью кровь животных, но я не хочу причинить им зло. Я не хотел становиться вампиром. Это не мой выбор. И не моя в том вина, что судьба была так жестока со мной.
Солнце, поднявшись над горизонтом, начало своими лучами высушивать палубу, отдраенную матросами. Легкий пар поднимался над ней, и, хотя я не мог видеть этого, я слышал легкое шипение, исходившее от досок палубы. Паруса на бушприте белоснежными крыльями закрывали меня от жгучих лучей, но я понимал, что так будет не всегда, и тогда мне придется терпеть невыносимые муки.
Матросы, свободные от вахты, расположились на палубе и занимались своими делами: кто-то чинил одежду, кто-то играл в кости. Но их мысли витали вокруг меня в ожидании забавы. Я видел в их мыслях моих предшественников, корчившихся под палящими лучами солнца. Это было развлечение, а при скучной корабельной жизни — прекрасный повод повеселиться.
— Держу пари, скоро мы будем слушать песни, — со смехом проговорил кто-то из них.
— Да, солнце поджарит нашего друга. И тысяча акул мне в печень, если он не завертится, как вошь на гребне моей бабки, — подхватил другой матрос, расхохотался сухим трескучим смехом и закашлялся.