В ужасе от того, что сейчас может произойти, я в одно мгновение, как ящерица, проскользнул в проем меж камней и спрятался в углублении. Девочка лет десяти прошла совсем рядом с моим укрытием и села неподалеку, перебирая в уме свои детские проблемы. Ее запах пробудил во мне охотничий инстинкт, тело напряглось, готовое к прыжку, рот наполнился горькой слюной. Я закрыл глаза и призвал на помощь всю выдержку, на которую был способен. Остановив дыхание, замер, схватившись за камень. Разум с усилием скрутил дикое желание. Почти час она просидела, мечтая, пока я, мучимый ее присутствием, боролся с неистовой жаждой. Но вот она ушла, и я, обессиленный, привалился к стене. Я смог! Я устоял!
Уже стемнело, когда я подошел к крепостной стене замка Моро Драг. Быстро взобравшись по стене (« все-таки удобно», – отметил я про себя), спрыгнул в парк. Прокравшись во дворец, потайным ходом пробрался в свою комнату.
Вся одежда, что была на мне, пришла в негодность после многочисленных попыток свести счеты с ненавистным существованием. Конечно, вампиру не холодно и голышом, но все же не очень прилично. Терзая себя огнем, водой, голодом и всем, чем только может терзать себя обезумевший от ужаса человек, я, наконец, пришел к выводу, что все мои попытки напрасны, и, если мне поневоле приходится жить, нужно позаботиться о необходимом.
Впервые после перерождения, я находился под крышей человеческого жилья. Знакомые запахи кружили голову. С горькой грустью я сел на свою кровать, оглядел комнату, такую неожиданно дорогую моему сердцу. Милые вещицы, привычные в обыденной жизни, теперь умиляли меня. Подойдя к большому сундуку, стоящему в углу, я поднял крышку. Сюда складывались вещи уже ношенные и отслужившие свое, если я возьму что-то, это не бросится в глаза. Выбрав темную, сшитую из крепкой шерстяной ткани, сорочку и штаны из мягкой кожи, я переоделся и по привычке подошел к зеркалу. То, что я увидел, повергло меня в шок. На меня смотрел незнакомец с моими чертами лица! Преображенное абсолютно непостижимым образом, оно было необыкновенно прекрасно, но какой-то нечеловеческой, завораживающей красотой. Глаза, прежде голубые, теперь же абсолютно черные, стали жуткой, невероятной глубины, как омуты. Кожа намного бледнее, чем у людей, была совершенно гладкой, без малейших мимических морщинок, что делало ее похожей на фарфоровую.
Я долго сидел в своей комнате, не зная куда податься, что делать дальше. Мне некуда идти. Мой дом здесь. Чем занимаются другие вампиры, меня не интересовало, это было самым последним, что я хотел бы знать. У кого спросить совета? Мой верный друг Тибальд первым бросится на меня с топором. Если бы он мог убить меня, я бы с радостью вышел ему навстречу.
Мне не хотелось уходить, и я решил остаться до утра. Я лежал на постели и смотрел в потолок. Часы пробили без четверти двенадцать. Ко всему прочему вампирскому набору мне досталась и бессонница, и как я ни старался, уснуть не мог ни днем ни ночью.
Я думал о своей дальнейшей жизни. Мне было бы немного легче, имей я возможность остаться дома. Пусть тайно, но мне не нужно будет скитаться по незнакомым местам, а охотиться я могу и в своих лесах, благо зверя у нас достаточно. Горькая обида невыплаканными слезами сдавила горло, быть дома и не иметь дома. Изгой, вынужденный мыкаться по свету. Несколько месяцев провести в одиночестве, бояться самого себя, ненавидеть лютой ненавистью злосчастную Дженессу Мур. Проклясть весь мир и опустошенным, затерянным в бесконечном океане душевной боли изломанной щепкой прибиться к родному порогу. Имел ли я право на сочувствие, на понимание? Может ли уродец, вроде меня, иметь право на жизнь среди людей? Какими словами можно выразить горечь потери, постигшей меня? Иметь счастливый дом, любящих родителей, найти любовь, жить надеждами и потерять все в одночасье – есть ли горше участь, чем моя?
Я никогда не был трусом и всегда мог постоять за себя – немногие рисковали затеять ссору со мной. Но сейчас я смертельно боялся. Боялся одиночества, неопределенности, боялся снова оказаться на улице. Самые что ни на есть человеческие страхи. Обидным было и то, что мои чувства, жизненные принципы, привязанности и даже привычки остались прежними. Я скучал по родителям, сестрам, брату. Я любил Диану, и моя любовь к ней только усиливалась со временем, не теряя остроты желания видеть ее, прикасаться к ней. Я так же, как прежде терял голову, думая о ней. Зная, что теперь лишился ее навсегда, я мучился ревностью к ее будущему избраннику и тосковал.
Поддавшись острому желанию, в полночь я решился пройтись по дому. Мне очень хотелось вдохнуть родные запахи, ощутить тепло и привычный уют. Тихо, как тень, я выскользнул из комнаты. Подойдя к комнате Николь, прислушался – тишина, уже уехала в школу: ей учиться еще два года. Рауль тоже, наверное, уже в Версале, при дворе короля. Прокравшись на половину родителей, я услышал тихое потрескивание поленьев в камине, дыхание, и биение двух сердец. Горькие мысли матушки, оплакивающей меня, и размышления отца о продолжении моих поисков. Запах, исходивший от них, заставил напрячься мои мышцы, но мне, хотя и с трудом, все же удалось усмирить свое желание, и теплая волна нежности и любви захлестнула сердце. Я стоял в темном коридоре, прислонившись спиной к стене, и плакал сухими глазами, без слез.
Остаток ночи я провел в библиотеке, сидя у камина, который никогда не угасал. Теперь я был по-своему счастлив, обретя, наконец, приют. То, что мне удалось проигнорировать близость родных и не тронуть их, вселяло надежду на будущее. Хоть что-то определялось в моей жизни. На рассвете я пробрался в башню, стоящую над пропастью в океан и соединенную с замком крытым переходом. Лестница, которая вела в помещение под самой ее крышей, прогнила со временем, но ее не ремонтировали за ненадобностью, и я мог не опасаться непрошеных гостей. Заброшенная и пыльная с узкими прорезями окон – бойниц, комната, бывшая когда-то сторожевым постом, теперь должна стать моим дневным убежищем. Возможно, со временем я смогу устроиться в ней с большим уютом. Весь день я наблюдал за тем, что происходило в замке, любовался бескрайними просторами океана, открывавшимися передо мной. Поздно вечером вернулся в библиотеку. Теперь я мог читать ночи напролет (раньше мне всегда не хватало времени на это занятие).
Жизнь входила в какое-то определенное русло, как-то налаживалась.
Я проводил все ночи в библиотеке и только перед рассветом поднимался в свою комнату, чтобы немного почитать в постели. Я не мог отказать себе в этом, потому что так я чувствовал себя человеком. Однажды я наткнулся на старинные рукописи, относящиеся к временам моего предка, начавшего строительство нашего замка более 500 лет назад, Тьедвальда Темного. Чертежи на старинных свитках, хозяйственные отчеты управляющего и тому подобные документы лежали в простом деревянном и ящике, задвинутом в дальний угол. Среди этих бумаг была одна карта, которая привлекла мое внимание. Совершенно неприметная рукопись, полустертая, больше похожая на примитивный чертеж, видимо, поэтому не привлекшая к себе ничьего внимания. Но, осмотрев ее (только моим острым зрением можно было разобрать начертанное в ней), я сразу понял, что это уникальный документ. В нем были обозначены тайные входы в поземные тоннели, высеченные в скале под замком. У нас был один подземный ход, он выводил в лес и к морю. Но это было совсем другое подземелье!
Перед тем как проснуться слугам, я спустился в кухню и, пройдя мимо огромного очага, открыл массивную деревянную дверь, ведущую в хранилище вин, которое находилось в подвале под кухней. Не зажигая сечей, прошел вдоль огромных бочек с молодым вином, покоящихся на каменных ложах. Свернув в сторону, подошел к двери, запертой на огромный замок. Взял скобу, прибитую старинными заржавевшими гвоздями, и, легонько потянув на себя, оторвал ее. «Надеюсь, днем никому не придет в голову заглянуть сюда» – промелькнуло в моей голове .За дверями было еще одно помещение, в котором хранилась коллекция старинных вин и коньяков, а также спиртные напитки, доставленные из других стран и бывшие предметом гордости отца.