- "Мне повезет, если я смогу опередить их на пять минут", - подумал Герхард.
Он летел по своему компасу и мертвому счету, полагаясь на свое знакомство с тем, что обычно было коротким, без происшествий прыжком между Крестой и Поместьем. Но внезапные порывы бокового ветра делали почти невозможным поддержание устойчивого курса, а видимость была близка к нулю.
Он опустил самолет как можно ниже над верхушками деревьев и вгляделся в темноту. Внезапно слева от себя он увидел яркую вспышку. Он повернулся к нему, и мерцание постепенно приняло узнаваемую форму: огни Поместья.
Герхард один раз облетел вокруг дома, чтобы сориентироваться и определить, где он приземлится. Затем он вывел "Три-Пейсер" на ветер, чтобы надвигающийся шторм действовал как воздушный тормоз, замедляя самолет и уменьшая количество места, необходимое для остановки.
Он крикнул: "Держитесь крепче!" - И спустился так низко над деревьями, окружавшими лужайки, что шасси прорвало верхние ветви. Самолет сильно ударился о землю, подпрыгнул, заскользил по мокрой траве и развернулся так резко, что Герхарду пришлось приложить все усилия, чтобы не опрокинуть его.
Дети снова обрели голос и завизжали, когда самолет пронесся над землей, пока не остановился у одной из безукоризненно ухоженных высоких изгородей, которыми так гордился Леон.
Герхард не успел ничего объяснить детям. Он распахнул дверь кабины и спрыгнул на землю. Он наклонился в заднюю часть салона, не обращая внимания на мокрый дождь и пронизывающий ветер, отстегнул ремни безопасности своих детей и вытащил их из самолета, чтобы они стояли рядом с ним.
Он опустился на корточки и крикнул, перекрывая шум бури: "Зандер, забирайся мне на спину!’
Маленький мальчик сделал, как ему было сказано, изо всех сил цепляясь за Герхарда, когда тот подхватил Кику и побежал по скользкой лужайке к дому. Несколько раз Герхард чуть не потерял равновесие, морщась от боли, когда Зандер дергал за волосы, которые держал так же крепко, как поводья своего пони. Они поднялись по ступенькам, ведущим на террасу.
Герхард прошел по брусчатке к дому и постучал в раму французского окна. В тот момент, когда он это сделал, он понял, что его усилия тщетны. Никто внутри не мог услышать его из-за шума ветра и дождя.
Он снова присел в нескольких футах от окна и положил Кику на землю. Зандер сполз с его спины.
Герхард сказал детям: "Не двигайтесь. Зандер, присмотри за своей сестрой. Держи ее крепче и оставайся на месте.
Он осмотрел окна, оценил ущерб, который он собирался нанести обороне здания, и пришел к выводу, что у него нет выбора. Он сильно пнул сапогом линию, где сходились две пары дверей. Дерево поддалось, но замок выдержал. Герхард пнул сильнее, снова и снова. Наконец дверные рамы прогнулись внутрь. Он плечом протолкался сквозь толпу, затем повернулся к своим детям.
- Заходите в дом! Быстрее, быстрее! Следуйте за мной!
Они пробежали через садовую комнату в главный зал. Герхард услышал голос Леона, доносившийся из столовой, за которым последовал смех. У них с Харриет были гости.
Герхард ворвался в столовую, промокший, с дикими глазами, в сопровождении двух перепачканных детей. Не обращая внимания на выражение лиц слуг, на крики тревоги и протесты, он стукнул кулаком по столу красного дерева.
- Послушайте меня! - крикнул он, заставив комнату замолчать. - Леон, скажи своим ребятам, чтобы они пошли в оружейную комнату и принесли все оружие, которое у тебя есть, и все патроны.
Он обвел взглядом сидящих за столом шестерых гостей, гадая, кто из этих мужчин и женщин средних лет в смокингах и шелковых платьях будет готов к драке, которая направлялась в их сторону.
Герхард понизил голос: Не было необходимости превращать тревогу в панику. Того, что он собирался сказать, было достаточно.
- Мау-Мау приближаются. Нельзя терять ни секунды.
Леон Кортни принял командование, потому что это был его дом и его земля. Он сделал это с той контролируемой настойчивостью, которая появилась в начале его трудовой жизни в качестве профессионального солдата и служения в качестве офицера в Первую мировую войну. Ему было шестьдесят пять лет, но он излучал энергию человека на двадцать лет моложе его.
- И сколько их там? - спросил Леон.