- Я хочу, чтобы ты последовал за ним, - сказал Старк и бросил ему ключ от "Фольксвагена". - Вот, возьми мою машину, она на моей обычной стоянке. Следуй за ними. Убедись, что они тебя не увидят.
Вернер усмехнулся. Он сделал свою долю грязной работы. Он знал темные искусства слежки и наблюдения.
- Не волнуйся. Все будет как в старые добрые времена.
- Тогда иди. Нельзя терять ни минуты.
Вернер ушел так же быстро, как и появился. Остальные мужчины ухмыльнулись друг другу. Может быть, этот ублюдок продаст их бизнес из-под его брата. Но они и те, кто их контролирует, заставят его заплатить высокую цену за предательство.
***
Герхард притормозил джип американской армии и остановился на краю потрескавшегося бетона и крошащегося асфальта, испещренного воронками от бомб союзников, все еще ожидающих засыпки. Летнее солнце уступило место тяжелым облакам, принесенным холодным северо-восточным ветром. Шафран провела последний месяц в платьях без рукавов и сандалиях, но сегодня она была рада своему хлопчатобумажному джемперу, фланелевым брюкам и плоским башмакам - ‘разумные туфли", как назвала бы их ее мачеха Гарриет. Джип был открыт. Ветер, который бил их, пока они ехали, только делал все холоднее. Шафран была благодарна за пару тонких кожаных перчаток, которые она спрятала в коричневую сумку от Hermès, которую носила через плечо.
- ‘Добро пожаловать на частный аэродром автозавода, - сказал Герхард, вылезая из джипа.
Как только он помог ей выйти из машины, Шафран окинула взглядом плоский ландшафт, ничем не примечательный, за исключением доминирующего, ржавого железного скелета того, что, должно быть, было огромным зданием, примерно в полумиле отсюда. Оно было длиной в сотни метров и высотой с неф собора.
- Что это? - спросила она, указывая на черные развалины, выделявшиеся на фоне серого неба.
- ‘Это старый цеппелиновый сарай,’ ответил Герхард. - Где они держали дирижабль, на котором мой отец летал в Африку в начале первой войны.
- ‘С моей матерью на борту?
- Совершенно верно ... И тридцать семь лет спустя, почти до сегодняшнего дня, мы здесь. Но я привел тебя сюда не для этого.
- ‘Так что же? - спросила Шафран, обнимая Герхарда за талию и притягивая их тела друг к другу.
Ей нравилось быть достаточно близко, чтобы чувствовать его запах. Несколько рождественских дней назад она купила ему флакон одеколона "Флорис № 89", зная, как ему подойдут его классические мужские духи из дерева и цитрусовых. Герхард понял намек и с тех пор носил его, и то, как он сочетался с его естественным мужским мускусом, опьяняло. Но прежде всего запах ее мужчины убедил Шафран в том, что, разлучившись с ним так надолго, он теперь полностью с ней.
- Ну, - пробормотал он, заглядывая ей в глаза так, что это только добавило остроты теплым чувствам, кипящим внутри нее. - Мне нужно кое в чем признаться. В моей жизни было две великие любви ...
- ‘Две? Шафран отстранилась. Ее эмоции остыли так же быстро, как и разгорелись. - Лучше бы это не касалось другой женщины.
Во время войны Шафран убила двух мужчин в рукопашном бою. Она рассказала об этом Герхарду, не вдаваясь в подробности. Теперь в ее глазах был холодный, жесткий взгляд, который сказал ему, насколько опасным хищником она может быть.
Но Герхард рискнул и подтолкнул ее чуть ближе к краю. Беззаботно пожав плечами, он сказал: - Я признаю, что в этом замешана женщина.
Глаза Шафран сузились. Его тон был дразнящим, но она все еще была настороже.
- ‘Продолжай ... ’ сказала она.
- ‘Ну, она была маленькая, и звали ее Бэби, - сказал он. - Она была не самым красивым существом, которое ты когда-либо видел, немного приземистая с некоторых сторон, но когда я вошел в нее ... ах ... она действительно заставила меня летать ...
- Ах ты, зверь! - воскликнула Шафран, изо всех сил стараясь не выглядеть смешной, и ударила его кулаками в грудь. - Ты говоришь о чертовом самолете, не так ли?
Герхард расхохотался, отчего она ударила его еще сильнее. Он знал, что она разыгрывает злость. Но было мудро не давить на нее слишком сильно.
- Ты права! Признаюсь! - воскликнул он. - "Малыш Грюнау" был первым самолтом, на котором я летал в одиночку. Он был планером. Какие-то механики установили лебедку на кузове грузовика. - Он указал на другой конец аэродрома. - Затем веревка была прикреплена от лебедки к носу планера. Лебедка завертелась, планер потянуло вперед, все быстрее и быстрее, и вдруг я оказался в небе и ... ах! Нет ничего в мире более невероятного, чем заниматься с тобой любовью. Но летать - это самое лучшее. Англо-американский летчик Джон Гиллеспи Маги написал самое прекрасное стихотворение о полетах под названием “Высокий полет”. Его слова возвращаются ко мне каждый раз, когда я лечу - “О! Я сбросил угрюмые путы Земли И танцевал в небесах на посеребренных смехом крыльях”.