Я ждала, хотя в сердце медленно разгоралась искра злости. Я не могла придумать никаких слов, которые он мог бы произнести, чтобы оправдать поцелуй в одну щеку, а затем пощёчину в другую.
— Я не могу так нас мучить, — его губы поджались в решительную линию. — Неважно, что я чувствую — это неправильно.
Глава 29
— Неправильно? — словам удалось вырваться из моего горла, хотя мне казалось, что шею стянуло удавкой. Как он мог такое сказать? Я никогда не чувствовала ничего более правильного. Я смотрела на него, касалась его и чувствовала нечто большее, чем я сама. Словно моя жизнь настолько всецело связана с его жизнью, что я не могла представить, как жить без него.
Я проглотила комок в горле.
— Ты так говоришь, словно ждёшь, что миссис Пратт отругает нас. Мы не дети, — дети не сталкиваются с тем, через что мы прошли вместе. Дети только слышат о подобных вещах в захватывающих историях перед тем, как уснуть в тепле и безопасности своих постелей.
Ни один из нас уже целую вечность не был в безопасности или тепле. Мы держались ради этого. Я не позволю ему сейчас отступиться от нас. Я махнула рукой, обводя жестом вересковые пустоши.
— Здесь нет никого, кто стал бы осуждать нас. Рэтфорд не стоит между нами. Есть только ты и только я.
Уилл стянул фуражку и запихнул её глубоко в карман пальто.
— И что мы должны делать, когда это грандиозное приключение закончится?
— Мы найдём свой собственный путь. — Разве не это мы делали? Мы выжили. Мы самостоятельно проложили путь через всю Англию. Несомненно, мы могли найти способ быть вместе.
— С чем? — Уилл опустил руки вдоль боков. — У нас ничего нет. У меня ничего нет. У меня нет никакого образования. У меня нет семьи, нет дома, нет денег, нет работы, нет имени. Что я могу тебе дать, кроме своей любви?
Я почувствовала, как первая слеза скользнула по моей щеке, и я смахнула её.
— Мне все равно. Этого достаточно для меня.
— Любовь не прокормит нас, — Уилл отвернулся и пошёл к остаткам сломанной повозки, которая теперь представляла собой лишь гору гниющего дерева и сорняков.
Нет. Все это неважно. Будущее не написано на камне. Моя жизнь так сильно изменилась за год. В это же время в прошлом году у меня были любящие родители и дом. У меня было хорошее образование, а также уроки музыки и рисования. Среди моего класса меня уважали и обожали. Сейчас же у меня тоже не осталось ничего. Я не знала, куда заведёт меня будущее, но знала, что нужно верить — я смогу заставить хорошие события произойти в моей жизни.
— После всего того, что мы сделали, ты так мало веришь в себя? В нас? — я подошла к нему, потянувшись к его руке и той лёгкой связи, что мы делили. Мою руку отбросило в сторону, когда Уилл оторвал здоровенный кусок доски от сломанной двуколки.
— Ты когда-нибудь голодала? — он шлёпнул доску на изгиб руки и потянулся к следующей. — Потому что я голодал. Ты можешь представить, что смотришь на своего ребёнка после двух дней без еды и говоришь ему, что хлеба нет? Ничего нет! У меня не было ничего! Я привык к лишениям. Я всю свою жизнь прожил бедняком, и это, моя дорогая Мег, никогда не изменится. Мой отец умер в канаве, забитый до смерти мужчинами, которые смеялись, делая это. Его мёртвое тело разорвали собаки и канюки, ведь у него ничего не было, и никто его не похоронил, потому что никому не было дела.
Уилл прерывисто выдохнул.
— Никому, кроме меня, а мне не хватило сил. Если бы Рэтфорд не подобрал меня в тот день, я бы умер той же ночью. Никто бы никогда не узнал о моем существовании.
Мои слезы беспрепятственно текли по лицу. В глазах Уилла блестели слезы, которые он отказывался пролить. Я хотела обнять его, утешить, но я никак не могла спасти его от этой боли.
Он шлёпнул ещё один кусок дерева в кучу на изгибе его локтя.
— Я любил отца, а он любил меня, — его твёрдый взгляд буравил меня. — Поверь мне, этого оказалось недостаточно.
— Но Оливер и Люсинда…
Уилл дёрнул другую доску, ломая её напополам.
— Оливер и Люсинда не собираются содержать нас всю жизнь, и они не должны этого делать. Я не буду жить за счёт их благотворительности, — Уилл сгорбил плечи, словно под грузом тяжкого бремени. Затем он зашагал обратно прямиком к хижине. — Я должен сам встать на ноги.
— Это не означает, что мы не можем быть вместе, — я чувствовала глубинную рану, пульсирование которой угрожало сокрушить меня. Я любила его. Моё сердце принадлежало ему. Даже если в данный момент он говорил разумные вещи, я знала — это неправильно.